tags: религии, записи Die Laughing

tags: религии, записи Die Laughing

1-3

1
Обратимся к себе. Мы гипербореи - мы достаточно хорошо знаем, как далеко в стороне мы живём от других. “Ни землёй, ни водой ты не найдёшь пути к гипербореям” - так понимал нас ещё Пиндар. По ту сторону севера, льда, смерти - наша жизнь, наше счастье. Мы открыли счастье, мы знаем путь, мы нашли выход из целых тысячелетий лабиринта. Кто же нашёл его? - Неужели современный человек? - “Я не знаю, куда деваться; я всё, что не знает, куда деваться”, - вздыхает современный человек. Этой современностью болели мы, мы болели ленивым миром, трусливым компромиссом, всей добродетельной нечистоплотностью современных Да и Нет. Эта терпимость, largeur сердца, которая всё “извиняет”, потому что всё “понимает”, действует на нас, как сирокко. Лучше жить среди льдов, чем под тёплыми веяниями современных добродетелей. Мы были достаточно смелы, мы не щадили ни себя, ни других, но мы долго не знали, куда нам направить нашу смелость. Мы были мрачны, нас называли фаталистами. Нашим фатумом было: полнота, напряжение, накопление сил. Мы жаждали молнии и дел, мы оставались вдали от счастья немощных, от “смирения”. Грозовые тучи вокруг, мрак внутри нас: мы не имели пути, формула нашего счастья: одно Да, одно Нет, одна прямая линия, одна цель.

2
Что хорошо? - Всё, что повышает в человеке чувство власти, волю к власти, самую власть.

Что дурно? - Всё, что происходит из слабости.

Что есть счастье? - Чувство растущей власти, чувство преодолеваемого противодействия.

Не удовлетворённость, но стремление к власти, не мир вообще, но война, не добродетель, но полнота способностей (добродетель в стиле Ренессанс, virtu, добродетель, свободная от моралина).

Слабые и неудачники должны погибнуть: первое положение нашей любви к человеку. И им должно ещё помочь в этом.

Что вреднее всякого порока? - Деятельное сострадание ко всем неудачникам и слабым - христианство.

3
Моя проблема не в том, как завершает собою человечество последовательный ряд сменяющихся существ (человек - это конец), но какой тип человека следует взрастить, какой тип желателен, как более ценный, более достойный жизни, будущности.

Этот более ценный тип уже существовал нередко, но лишь как счастливая случайность, как исключение, - и никогда как нечто преднамеренное. Наоборот, - его боялись более всего; до сих пор он внушал почти ужас, и из страха перед ним желали, взращивали и достигали человека противоположного типа: типа домашнего животного, стадного животного, больного животного - христианина.

4-6

4
Человечество не представляет собою развития к лучшему, или к сильнейшему, или к высшему, как в это до сих пор верят. “Прогресс” есть лишь современная идея, иначе говоря, фальшивая идея. Теперешний европеец по своей ценности глубоко ниже европейца эпохи Возрождения, поступательное развитие решительно не представляет собою какой-либо необходимости повышения, усиления.

Совсем в ином смысле, в единичных случаях на различных территориях земного шара и среди различных культур, удаётся проявление того, что фактически представляет собою высший тип, что по отношению к целому человечеству представляет род сверхчеловека. Такие счастливые случайности всегда бывали и всегда могут быть возможны. И при благоприятных обстоятельствах такими удачами могут быть целые поколения, племена, народы.

5
Не следует украшать и выряжать христианство: оно объявило смертельную войну этому высшему типу человека, оно отреклось от всех основных инстинктов этого типа; из этих инстинктов оно выцедило понятие зла, злого человека: сильный человек сделался негодным человеком, “отверженцем”. Христианство взяло сторону всех слабых, униженных, неудачников, оно создало идеал из противоречия инстинктов поддержания сильной жизни; оно внесло порчу в самый разум духовно-сильных натур, так как оно научило их чувствовать высшие духовные ценности как греховные, ведущие к заблуждению, как искушения. Вот пример, вызывающий глубочайшее сожаление: гибель Паскаля, который верил в то, что причиной гибели его разума был первородный грех, между тем как ею было лишь христианство


6
Мучительное, страшное зрелище представилось мне: я отдёрнул завесу с испорченности человека. В моих устах это слово свободно по крайней мере от одного подозрения: будто бы оно заключает в себе моральное обвинение. Слово это - я желал бы подчеркнуть это ещё раз - лишено морального смысла, и притом в такой степени, что испорченность эта как раз ощущается мною сильнее всего именно там, где до сих пор наиболее сознательно стремились к “добродетели”, к “божественности”. Я понимаю испорченность, как об этом можно уже догадаться, в смысле decadence: я утверждаю, что все ценности, к которым в настоящее время человечество стремится, как к наивысшим, - суть ценности decadence.

Я называю животное - род, индивидуум - испорченным, когда оно теряет свои инстинкты, когда оно выбирает, когда оно предпочитает то, что ему вредно. История “высоких чувств”, “идеалов человечества” - может быть, именно мне нужно ею заняться - была бы почти только выяснением того, почему человек так испорчен. Сама жизнь ценится мною, как инстинкт роста, устойчивости, накопления сил, власти: где недостаёт воли к власти, там упадок. Я утверждаю, что всем высшим ценностям человечества недостаёт этой воли, что под самыми святыми именами господствуют ценности упадка, нигилистические ценности.

7-9

7
Христианство называют религией сострадания. Сострадание противоположно тоническим аффектам, повышающим энергию жизненного чувства; оно действует угнетающим образом. Через сострадание теряется сила. Состраданием ещё увеличивается и усложняется убыль в силе, наносимая жизни страданием. Само страдание делается заразительным через сострадание; при известных обстоятельствах путём сострадания достигается такая величина ущерба жизни и жизненной энергии, которая находится в нелепо преувеличенном отношении к величине причины ( - случай смерти Назореянина). Вот первая точка зрения, но есть ещё и более важная. Если измерять сострадание ценностью реакций, которые оно обыкновенно вызывает, то опасность его для жизни ещё яснее. Сострадание вообще противоречит закону развития, который есть закон подбора. Оно поддерживает то, что должно погибнуть, оно встаёт на защиту в пользу обездоленных и осуждённых жизнью; поддерживая в жизни неудачное всякого рода, оно делает саму жизнь мрачною и возбуждающею сомнение. Осмелились назвать сострадание добродетелью (в каждой благородной морали оно считается слабостью); пошли ещё дальше: сделали из него добродетель по преимуществу, почву и источник всех добродетелей, конечно, лишь с точки зрения нигилистической философии, которая пишет на своём щите отрицание жизни, - и это надо всегда иметь в виду. Шопенгауэр был прав: сострадание отрицает жизнь, оно делает её более достойной отрицания, - сострадание есть практика нигилизма. Повторяю: этот угнетающий и заразительный инстинкт уничтожает те инстинкты, которые исходят из поддержания и повышения ценности жизни: умножая бедствие и охраняя всё бедствующее, оно является главным орудием decadence - сострадание увлекает в ничто!.. Не говорят “ничто”: говорят вместо этого “по ту сторону”, или “Бог”, или “истинная жизнь”, или нирвана, спасение, блаженство... Эта невинная риторика из области религиозно-нравственной идиосинкразии оказывается гораздо менее невинной, когда поймёшь, какая тенденция облекается здесь в мантию возвышенных слов, тенденция, враждебная жизни. Шопенгауэр был враждебен жизни - поэтому сострадание сделалось у него добродетелью... Аристотель, как известно, видел в сострадании болезненное и опасное состояние, при котором недурно кое-когда прибегать к слабительному; он понимал трагедию - как слабительное. Исходя из инстинкта жизни, можно бы было в самом деле поискать средство удалить хирургическим путём такое болезненное и опасное скопление сострадания, какое представляет случай с Шопенгауэром (и, к сожалению, весь наш литературный и артистический decadence от Санкт-Петербурга до Парижа, от Толстого до Вагнера)... Нет ничего более нездорового среди нашей нездоровой современности, как христианское сострадание. Здесь быть врачом, здесь быть неумолимым, здесь действовать ножом, - это надлежит нам, это наш род любви к человеку, с которой живём мы - философы, мы - гипербореи!..

8
Необходимо сказать, кого мы считаем своей противоположностью: теологов и всё, что от плоти и крови теологов, - всю нашу философию... Нужно вблизи увидеть роковое, больше того - нужно пережить его на себе, почти дойти до гибели, чтобы с ним уже не шутить более (свободомыслие наших господ естествоиспытателей и физиологов в моих глазах есть шутка; им недостаёт страсти в этих вещах, они не страдают ими). Отрава идёт гораздо далее, чем думают: я нашел присущий теологам инстинкт высокомерия всюду, где теперь чувствуют себя “идеалистами”, где, ссылаясь на высшее происхождение, мнят себя вправе относиться к действительности как к чему-то чуждому и смотреть на неё свысока... Идеалист совершенно так, как и жрец, все великие понятия держит в руке (и не только в руке!); он играет ими с благосклонным презрением к “разуму”, “чувству”, “чести”, “благоденствию”, “науке”; на всё это он смотрит сверху вниз, как на вредные и соблазнительные силы, над которыми парит “дух” в самодовлеющей чистоте: как будто жизнь до сих пор не вредила себе целомудрием, бедностью, одним словом, - святостью гораздо более, чем всякими ужасами и пороками... Чистый дух - есть чистая ложь... Пока жрец, этот отрицатель, клеветник, отравитель жизни по призванию, считается ещё человеком высшей породы, - нет ответа на вопрос: что есть истина? Раз сознательный защитник отрицания жизни является заступником “истины”, тем самым истина ставится вверх ногами...

9
Этому инстинкту теолога объявляю я войну: всюду находил я следы его. У кого в жилах течёт кровь теолога, тот с самого начала не может относиться ко всем вещам прямо и честно. Развивающийся отсюда пафос называется вера, т. е. раз и навсегда закрывание глаз, чтобы не страдать от зрелища неисправимой лжи. Из этого оптического обмана создают себе мораль, добродетель, святость; чистую совесть связывают с фальшивым взглядом; освящая собственное мировоззрение терминами “Бог”, “спасение”, “вечность”, не допускают, чтобы какая-нибудь иная оптика претендовала на ценность. Везде откапывал я инстинкт теолога: он есть самая распространённая и самая подземная форма лжи, какая только существует на земле. Всё, что ощущает теолог как истинное, то должно быть ложным: в этом мы почти имеем критерий истины. Его глубочайший инстинкт самосохранения запрещает, чтобы реальность в каком бы то ни было отношении пользовалась почётом или хотя бы просто заявляла о себе. Поскольку простирается влияние теологов, постольку извращается оценка, - необходимо подмениваются понятия “истинный” и “ложный”: что более всего вредит жизни, то здесь называется “истинным”; что её возвышает, поднимает, утверждает, оправдывает и доставляет ей торжество, то называется “ложным”. Если случается, что теологи, путём воздействия на “совесть” государей (или народов), протягивают руку к власти, то мы не сомневаемся, что собственно каждый раз тут происходит: воля к концу, нигилистическая воля волит власти...

10-12

10
Немцам сразу понятны мои слова, что кровь теологов испортила философию. Протестантский пастор - дедушка немецкой философии, сам протестантизм её peccatum originale. Вот определение протестантизма: односторонний паралич христианства - и разума... Достаточно сказать слово “тюбингенская школа”, чтобы сделалось ясным, что немецкая философия в основании своём - коварная теология... Швабы - лучшие лжецы в Германии, - они лгут невинно... Откуда то ликование при появлении Канта, которое охватило весь немецкий учёный мир, состоящий на три четверти из сыновей пасторов и учителей? Откуда убеждение немцев, ещё и до сих пор находящее свой отзвук, что с Кантом начался поворот к лучшему? Инстинкт теолога в немецком учёном угадал, что теперь снова сделалось - возможным... Открылась лазейка к старому идеалу; понятие “истинный мир”, понятие о морали как сущности мира (два злостнейших заблуждения, какие только существуют!) - эти два понятия, благодаря хитроумному скептицизму, если не доказываются, то более не опровергаются... Разум, право разума сюда не достигает... Из реальности сделали “видимость”, из совершенно изолганного мира, мира сущего, сделали реальность... Успех Канта есть лишь успех теолога. Кант, подобно Лютеру, подобно Лейбницу, был лишним тормозом для недостаточно твёрдой на ногах немецкой честности...

11
Ещё одно слово против Канта как моралиста. Добродетель должна быть нашим изобретением, нашей глубоко личной защитой и потребностью: во всяком ином смысле она только опасность. Что не обусловливает нашу жизнь, то вредит ей: добродетель только из чувства уважения к понятию “добродетель”, как хотел этого Кант, вредна. “Добродетель”, “долг”, “добро само по себе”, доброе с характером безличности и всеобщности - всё это химеры, в которых выражается упадок, крайнее обессиление жизни, кёнигсбергский китаизм. Самые глубокие законы сохранения и роста повелевают как раз обратное: чтобы каждый находил себе свою добродетель, свой категорический императив. Народ идёт к гибели, если он смешивает свой долг с понятием долга вообще. Ничто не разрушает так глубоко, так захватывающе, как всякий “безличный” долг, всякая жертва молоху абстракции. - Разве не чувствуется категорический императив Канта, как опасный для жизни!.. Только инстинкт теолога взял его под защиту! - Поступок, к которому вынуждает инстинкт жизни, имеет в чувстве удовольствия, им вызываемом, доказательство своей правильности, а тот нигилист с христиански-догматическими потрохами принимает удовольствие за возражение... Что действует разрушительнее того, если заставить человека работать, думать, чувствовать без внутренней необходимости, без глубокого личного выбора, без удовольствия? как автомат “долга”? Это как раз рецепт decadence, даже идиотизма... Кант сделался идиотом. - И это был современник Гёте! Этот роковой паук считался немецким философом! - Считается ещё и теперь!.. Я остерегаюсь высказать, что я думаю о немцах... Разве не видел Кант во французской революции перехода неорганической формы государства в органическую? Разве не задавался он вопросом, нет ли такого явления, которое совершенно не может быть объяснено иначе как моральным настроением человечества, так чтобы им раз и навсегда была доказана “тенденция человечества к добру”? Ответ Канта: “это революция”. Ошибочный инстинкт в общем и в частности, противоприродное как инстинкт, немецкая decadence как философия - вот что такое Кант! -


12
Если оставить в стороне пару скептиков, представителей порядочности в истории философии, то остальное всё не удовлетворяет первым требованиям интеллектуальной честности. Все эти великие мечтатели и чудаки, вместе взятые, все они поступают, как бабёнки: “прекрасные чувства” принимают они за аргументы, “душевное воздыхание” за воздуходувку Божества, убеждение за критерий истины. В конце концов ещё Кант в “немецкой” невинности пытался приобщить к науке эту форму коррупции, этот недостаток интеллектуальной совести, под видом понятия “практический разум”: он нарочно изобрёл разум для того случая, когда о разуме не может быть и речи, когда именно мораль провозглашает своё возвышенное требование: “ты должен”. Принимая во внимание, что почти у всех народов философ есть только дальнейшее развитие жреческого типа, нечего удивляться его жульничеству перед самим собой, этому наследию жреца. Если имеешь священные задачи вроде исправления, спасения, искупления человечества, если носишь в груди божество, считаешь себя рупором потустороннего императива, то, облечённый в такую миссию, ставишь себя уже вне всех чисто рациональных оценок, - сам, освящённый подобной задачей, изображаешь тип высшего порядка!.. Что за дело жрецу до иауки! Он стоит слишком высоко для этого! - И этот жрец до сих пор господствовал! - Он определял понятие “истинный” и “неистинный”!..

12-15

13
Оценим в должной мере то, что мы сами, мы, свободные умы, уже есть “переоценка всех ценностей”, воплощённый клич войны и победы над всеми старыми понятиями об “истинном” и “неистинном”. Самое ценное в интеллектуальном отношении отыскивается позднее всего. Но самое ценное - это методы. Все методы, все предпосылки нашей теперешней научности, встречали глубочайшее презрение в течение тысячелетий; из-за них иные исключались из общества “честных” людей, считались “врагами Бога”, презирающими истину, “одержимыми”. Научные склонности человека делали из него чандалу... Весь пафос человечества - его понятие о том, что должно быть истиной, чем должно быть служение истине - всё было против нас: каждое “ты должен” было до сих пор направлено против нас... Предметы наших занятий, самые занятия, весь род наш - тихий, осмотрительный, недоверчивый - всё казалось совершенно недостойным и заслуживающим презрения. - В конце концов, с известной долей справедливости можно бы было спросить себя: не эстетический ли вкус удерживал человечество в столь длительной слепоте? Оно требовало от истины живописного эффекта, оно требовало и от познающего, чтобы он сильно действовал на чувство. Наша скромность дольше всего претила его вкусу... О, как они это угадали, эти божьи индюки!..

14
Нам пришлось переучиваться. Во всём мы сделались скромнее. Мы более не выводим человека из “духа”, из “божества”, мы отодвинули его в ряды животных. Мы считаем его сильнейшим животным, потому что он хитрее всех, - следствием этого является его духовность. С другой стороны, мы устраняем от себя тщеславное чувство, которое и здесь могло бы проявиться: что человек есть великая скрытая цель развития животного мира. Он совсем не венец творения, каждое существо рядом с ним стоит на равной ступени совершенства... Утверждая это, мы утверждаем ещё большее: человек, взятый относительно, есть самое неудачное животное, самое болезненное, уклонившееся от своих инстинктов самым опасным для себя образом, - но, конечно, со всем этим и самое интереснейшее! - Что касается животных, то с достойною уважения смелостью Декарт впервые рискнул высказать мысль, что животное можно понимать как machina, - вся наша физиология старается доказать это положение. Развивая логически эту мысль, мы не исключаем и человека, как это делал ещё Декарт: современные понятия о человеке развиваются именно в механическом направлении. Прежде придавали человеку качество высшего порядка - “свободную волю”; теперь мы отняли у него даже волю в том смысле, - что под волей нельзя уже более подразумевать силу. Старое слово “воля” служит только для того, чтобы обозначить некую результанту, некий род индивидуальной реакции, которая необходимо следует за известным количеством частью противоречащих, частью согласующихся раздражении: воля более не “действует”, более не “двигает”... Прежде видели в сознании человека, в “духе”, доказательство его высшего происхождения, его божественности; ему советовали, если он хотел быть совершенным, втянуть, подобно черепахе, в себя свои чувства, прекратить общение с земным, скинуть земную оболочку: тогда от него должно было остаться главное - “чистый дух”. На счёт этого мы теперь уже лучше соображаем: как раз именно сознание, “дух”, мы считаем симптомом относительного несовершенства организма, как бы попыткой, прощупыванием, промахом, как бы усилием, при котором бесполезно тратится много нервной силы; мы отрицаем, чтобы что-нибудь могло быть совершенным, раз оно делается сознательно. “Чистый дух” есть чистая глупость: если мы сбросим со счёта нервную систему и чувства, “смертную оболочку”, то мы обсчитаемся - вот и всё.

15
Ни мораль, ни религия не соприкасаются в христианстве ни с какой точкой действительности. Чисто воображаемые причины (“Бог”, “душа”, “Я”, “дух”, “свободная воля”, - или даже “несвободная”); чисто воображаемые действия (“грех”, “искупление”, “милость”, “наказание”, “прощение греха”). Общение с воображаемыми существами (“Бог”, “духи”, “души”); воображаемая наука о природе (антропоцентрическая; полное отсутствие понятия о естественных причинах); воображаемая психология (явное непонимание самого себя, толкование приятных или неприятных всем общих чувств - как, например, известных состояний nervus sympathicus - при помощи символического языка религиозно-моральной идиосинкразии, - “раскаяние”, “угрызение совести”, “искушение дьявола”, “близость Бога”); воображаемая телеология (“Царство Божье”, “Страшный суд”, “вечная жизнь”). - Этот мир чистых фикций сильно отличается не в свою пользу от мира грёз именно тем, что последний отражает действительность, тогда как первый извращает её, обесценивает, отрицает. Только после того, как понятие “природа” было противопоставлено понятию “Бог”, слово “природный”, “естественный” должно было сделаться синонимом “недостойный” - корень всего этого мира фикций лежит в ненависти к естественному (действительность!); этот мир есть выражение глубокого отвращения к действительному... И этим всё объясняется. У кого единственно есть основание отречься от действительности, оклеветавши её? - У того, кто от неё страдает. Но страдать от действительности - это значит самому быть неудачной действительностью... Перевес чувства неудовольствия над чувством удовольствия есть причина этой фиктивной морали и религии, а такой перевес даёт содержание формуле decadence...

16-18

16
К такому заключению вынуждает критика христианского понятия о Боге. - Народ, который ещё верит в самого себя, имеет также и своего собственного Бога. В нём он чтит условия, благодаря которым он поднялся, - свои добродетели. Его самоудовлетворённость, его чувство власти отражается для него в существе, которое можно за это благодарить. Кто богат - хочет давать; гордый народ нуждается в божестве, чтобы жертвовать... Религия при таких предпосылках является выражением благодарности. Народ, благодарный за своё существование, нуждается для выражения этой благодарности в божестве. - Такое божество должно иметь силу приносить пользу или вред, быть другом или врагом; ему удивляются как в добре, так и в зле. Противоестественная кастрация божества в божество только добра была бы здесь совсем нежелательна. В злом божестве так же нуждаются, как и в добром: ведь и собственное существование не есть лишь дар снисходительности и дружеского расположения к человеку... Какой смысл в божестве, которое не знает ни гнева, ни мести, ни зависти, ни насмешки, ни хитрости, ни насилия? которому, быть может, никогда не были знакомы приводящие в восхищение ardeurs победы и уничтожения? Такое божество было бы и непонятно: к чему оно? - Конечно, если народ погибает, если он чувствует, что окончательно исчезает его вера в будущее, его надежда на свободу, если покорность начинает входить в его сознание, как первая полезность, если добродетели подчинения являются необходимыми условиями его поддержания, то и его божество должно также измениться. Оно делается теперь пронырливым, боязливым, скромным, советует “душевный мир”, воздержание от ненависти, осторожность, “любовь к другу и врагу”. Оно постоянно морализирует, оно вползает в каждую частную добродетель, становится божеством для отдельного человека, становится частным лицом, космополитом... Некогда божество представляло собою народ, мощь народа, всё агрессивное и жаждущее власти в душе народа - теперь оно только лишь благое божество... Поистине, для богов нет иной альтернативы: или они есть воля к власти, и тогда они бывают национальными божествами, - или же они есть бессилие к власти - и тогда они по необходимости делаются добрыми...

17
Где понижается воля к власти в какой бы то ни было форме, там всякий раз происходит также и физиологический спад, decadence. Божество decadence, кастрированное в сильнейших своих мужских добродетелях и влечениях, делается теперь по необходимости Богом физиологически вырождающихся, Богом слабых. Сами себя они не называют слабыми, они называют себя “добрыми”... Понятно без дальнейших намёков, в какие моменты истории впервые делается возможной дуалистическая фикция доброго и злого Бога. Руководствуясь одним и тем же инстинктом, порабощённые низводят своего Бога до “доброго в самом себе” и вместе с тем лишают Бога своих поработителей его добрых качеств; они мстят своим господам тем, что их Бога обращают в чёрта. - Добрый Бог, равно как и чёрт, - то и другое суть исчадия decadence. Как можно ещё в настоящее время так поддаваться простоте христианских теологов, чтобы вместе с ними декретировать, что дальнейшее развитие понятия о Боге от “Бога Израиля”, от Бога народа, к христианскому Богу, к вместилищу всякого добра, - что это был прогресс? - Но сам Ренан делает это. Как будто Ренан имеет право на простоту! А между тем противоположное бросается в глаза. Если из понятия о божестве удалены все предпосылки возрастающей жизни, всё сильное, смелое, повелевающее, гордое, если оно опускается шаг за шагом до символа посоха для уставших, якоря спасения для всех утопающих, если оно становится Богом бедных людей, Богом грешников, Богом больных par excellence и предикат “Спаситель”, “Избавитель” делается как бы божеским предикатом вообще, - то о чём говорит подобное превращение, подобная редукция божественного? - Конечно, “Царство Божье” тем самым увеличилось. Прежде Бог знал только свой народ, свой “избранный” народ. Между тем он пошёл, как и народ его, на чужбину, начал странствовать, и с тех пор он уже нигде не оставался в покое, пока наконец не сделался всюду туземцем - великий космополит, - пока не перетянул он на свою сторону “великое число” и половину земли. Но Бог “великого числа”, демократ между богами, несмотря на это, не сделался гордым богом язычников; он остался иудеем, он остался богом закоулка, богом всех тёмных углов и мест, всех нездоровых жилищ целого мира!.. Царство его мира всегда было царством преисподней, госпиталем, царством souterrain, царством гетто... И сам он, такой бледный, такой слабый, такой decadent... Даже самые бледные из бледных, господа метафизики, альбиносы понятия, стали над ним господами. Метафизики опутывали его своей пряжей до тех пор, пока он сам, загипнотизированный их движениями, не сделался пауком, сам не сделался метафизикусом. Теперь он уже прял мир из самого себя - sub specie Spinozae - теперь он сам преображался, всё утончаясь и бледнея; он стал “идеалом”, стал “чистым духом”, стал “absolutum”, стал “вещью в себе”... Падение божества: Бог стал “вещью в себе”...

18
Христианское понятие о божестве (Бог как Бог больных, Бог как паук, Бог как дух) - это понятие есть одно из самых извращённейших понятий о божестве, какие только существовали на земле; быть может, оно является даже измерителем той глубины, до которой может опуститься тип божества в его нисходящем развитии. Бог, выродившийся в противоречие с жизнью, вместо того чтобы быть её просветлением и вечным её утверждением! Бог, объявляющий войну жизни, природе, воле к жизни! Бог как формула всякой клеветы на “посюстороннее”, для всякой лжи о “потустороннем”! Бог, обожествляющий “ничто”, освящающий волю к “ничто”!..

19-21

19
Сильные расы северной Европы не оттолкнули от себя христианского Бога, и это не делает чести их религиозной одарённости, не говоря уже о вкусе. Они должны бы справиться с таким болезненным и слабым выродком decadence. Но за то, что они не справились с ним, на них лежит проклятие: они впитали во все свои инстинкты болезненность, дряхлость, противоречие, они уже не создали с тех пор более никакого Бога! Почти два тысячелетия - и ни одного нового божества! Но всё ещё он и как бы по праву, как бы ultimatum и maximum богообразовательной силы, creator spiritus в человеке, - всё он, этот жалкий Бог христианского монотонотеизма! Этот гибрид упадка, образовавшийся из нуля, понятия и противоречия, в котором получили свою санкцию все инстинкты decadence, вся трусливость и усталость души!..

20
Осуждая христианство, я не хотел бы быть несправедливым по отношению к родственной религии, которая даже превосходит христианство числом своих последователей: по отношению к буддизму. Обе принадлежат к нигилистическим религиям, как религии decadence, и обе удивительно непохожи одна на другую. Теперь их уже можно сравнивать, и за это критик христианства должен быть глубоко благодарен индийским учёным. Буддизм во сто раз реальнее христианства, - он представляет собою наследие объективной и холодной постановки проблем, он является после философского движения, продолжавшегося сотни лет; с понятием “Бог” уже было покончено, когда он явился. Буддизм есть единственная истинно позитивистская религия, встречающаяся в истории; даже в своей теории познания (строгом феноменализме) он не говорит: “борьба против греха”, но, с полным признанием действительности, он говорит: “борьба против страдания”. Самообман моральных понятий он оставляет уже позади себя, - и в этом его глубокое отличие от христианства - он стоит, выражаясь моим языком, по ту сторону добра и зла. - Вот два физиологических факта, на которых он покоится и которые имеет в виду: первое - преувеличенная раздражительность, выражающаяся в утончённой чувствительности к боли, второе - усиленная духовная жизнь, слишком долгое пребывание в области понятий и логических процедур, ведущее к тому, что инстинкт личности, ко вреду для себя, уступает место “безличному” (оба состояния, по опыту известные, по крайней мере некоторым из моих читателей - “объективным” подобно мне самому). На основе этих физиологических условий возникло состояние депрессии, против него-то и выступил со своей гигиеной Будда. Он предписывает жизнь на свежем воздухе, в странствованиях; умеренность и выбор в пище, осторожность относительно всех спиртных; предусмотрительность также по отношению ко всем аффектам, вырабатывающим желчь, разгорячающим кровь, - никаких забот ни о себе, ни о других. Он требует представлений успокаивающих или развеселяющих - он изобретает средства отучить себя от других. Он понимает доброту, доброжелательное настроение как требование здоровья. Молитва исключается, равно как и аскеза; никакого категорического императива, никакого принуждения вообще, даже внутри монастырской общины (откуда всегда возможен выход). Всё это было бы средствами к усилению преувеличенной раздражительности. Поэтому именно он не требует никакой борьбы с теми, кто иначе думает; его учение сильнее всего вооружается против чувства мести, отвращения, ressentiment (“не путём вражды кончается вражда” - трогательный рефрен всего буддизма). И это с полным правом: именно эти аффекты были бы вполне нездоровы по отношению к главной, диететической, цели. Если он встречает духовное утомление, которое выражается в слишком большой “объективности” (т. е. в ослаблении индивидуального интереса, в потере “эгоизма”), он с ним борется тем, что придаёт даже и вполне духовным интересам строго личный характер. В учении Будды эгоизм делается обязанностью. “Необходимо одно: как тебе освободиться от страданий”, - это положение регулирует и ограничивает всю духовную диету (быть может, следует вспомнить того афинянина, который также объявлял войну чистой “научности”, а именно Сократа, поднявшего личный эгоизм в область моральных проблем).

21
Чрезвычайно мягкий климат, кротость и либеральность в нравах, отсутствие милитаризма - вот условия, предрасполагающие к буддизму; равно как и то, чтобы очагом движения были высшие и даже учёные сословия. Ясность духа, спокойствие, отсутствие желаний как высшая цель - вот чего хотят и чего достигают. Буддизм не есть религия, в которой лишь стремятся к совершенству: совершенное здесь есть нормальный случай.

В христианстве инстинкты подчинённых и угнетённых выступают на передний план: именно низшие сословия ищут в нём спасения. Казуистика греха, самокритика, инквизиция совести практикуются здесь как занятие, как средство против скуки; здесь постоянно (путём молитвы) поддерживается пыл по отношению к могущественному существу, называемому “Бог”; высшее значится здесь как недостижимое, как дар, как “милость”. В христианстве недостаёт также откровенности: тёмное место, закоулок - это в его духе. Тело здесь презирается, гигиена отвергается как чувственность; церковь отвращается даже от чистоплотности (первым мероприятием христиан после изгнания мавров было закрытие общественных бань, каковых только в Кордове насчитывалось до двухсот семидесяти). Христианство есть в известном смысле жестокость к себе и другим, ненависть к инакомыслящим, воля к преследованию. Мрачные и волнующие представления здесь на переднем плане. Состояния, которых домогаются и отмечают высокими именами, - это эпилептоидные состояния. Диета приспособлена к тому, чтобы покровительствовать болезненным явлениям и крайне раздражать нервы. Христианство есть смертельная вражда к господам земли, к “знатным”, и вместе с тем скрытое, тайное соперничество с ними (им предоставляют “плоть”, себе хотят только “душу”...). Христианство - это ненависть к уму, гордости, мужеству, свободе; это - libertinage ума; христианство есть ненависть к чувствам, к радостям чувств, к радости вообще...

22-24

22
Когда христианство покинуло свою первоначальную почву, т. е. низшие сословия, подонки античного мира, когда оно вышло на поиски власти, очутилось среди варварских народов - с тех пор оно не могло уже более рассчитывать на утомлённых людей, но ему предстояло иметь дело с людьми внутренне-одичавшими и терзающими друг друга - людьми сильными, но неудачниками. Недовольство собою, страдание от самого себя не имеют здесь характера чрезмерной раздражительности и восприимчивости к боли, как у буддиста, а скорее наоборот, - чересчур сильное стремление к причинению боли, к разрешению внутреннего напряжения путём враждебных поступков и представлений. Христианству нужны были варварские понятия и оценки, чтобы господствовать над варварами: такова жертва первенца, причащение в виде пития крови, презрение духа и культуры, всевозможные - чувственные и сверхчувственные - пытки, помпезность культа. Буддизм - религия для поздних людей, для добрых, нежных рас, достигших высшей степени духовности, которые слишком восприимчивы к боли (Европа далеко ещё не созрела для него); он есть возврат их к миру и весёлости, к диете духа, к известной закалке тела. Христианство хочет приобрести господство над дикими зверями; средством его для этого является - сделать их больными. Делать слабым - это христианский рецепт к приручению, к “цивилизации”. Буддизм есть религия цивилизации, приведшей к усталости, близящейся к концу, христианство ещё не застаёт такой цивилизации, - при благоприятных обстоятельствах оно само её устанавливает.

23
Буддизм, повторяю ещё раз, в сто раз холоднее, правдивее, объективнее. Он не нуждается в том, чтобы своему страданию, своей болезненности придать вид приличия, толкуя его как грех, - он просто говорит то, что думает: “я страдаю”. Для варвара, напротив, страдание само по себе есть нечто неприличное: он нуждается в известном истолковании, чтобы самому себе признаться, что он страдает (его инстинкт прежде всего указывает ему на то, чтобы отрицать страдание, скрывая его). Слово “дьявол” явилось здесь благодеянием: в нём имели налицо могущественного и сильного врага: можно было не стыдиться страдания от такого врага. -

Христианство имеет в основании несколько тонкостей, принадлежащих Востоку. Прежде всего оно знает, что само по себе безразлично, истинно ли то или другое, но в высшей степени важно, насколько верят, что оно истинно. Истина и вера, что известная вещь истинна, - это два мира совсем отдельных, почти противоположных интересов: к тому и другому ведут пути, в основе совершенно различные. Знать это - значит на Востоке быть почти мудрецом: так понимают это брамины, так понимает Платон, так же каждый ученик эсотерической мудрости. Если, например, счастье заключается в том, чтобы верить в спасение от греха, то для этого нет необходимости в предположении, чтобы человек был грешен, но только, чтобы он чувствовал себя грешным. Но если вообще прежде всего необходима вера, то разум, познание, исследование необходимо дискредитировать: путь к истине делается запрещённым путём. - Сильная надежда есть гораздо больший жизненный стимул, чем какое бы то ни было действительно наступившее счастье. Страдающих можно поддержать надеждой, которая не может быть опровергнута действительностью, которая не устраняется осуществлением, - надеждой на потустороннее. (Именно благодаря этой способности поддерживать несчастных надежда считалась у греков злом, изо всех зол единственно коварным злом: она осталась в ларце зла.) - Чтобы была возможна любовь, Бог должен быть личностью; чтобы могли при этом заговорить самые низшие инстинкты, Бог должен быть молод. Чтобы воспламенить женщин, надо было выдвинуть на передний план прекрасного святого, для мужчин - Марию. Всё это при предположении, что христианство будет господствовать там, где понятие культа уже определилось культом Афродиты или Адониса. Требование целомудрия усиливает внутренний пыл религиозного инстинкта - оно делает культ горячее, мечтательнее, душевнее. - Любовь есть такое состояние, когда человек по большей части видит вещи не такими, каковы они есть. Здесь господствует сила иллюзии, одновременно преображающая и услаждающая. При любви можно перенести больше, можно вытерпеть всё. Необходимо изобрести религию, которая была бы преисполнена любви, с любовью можно перейти через самое плохое в жизни: его уже и вовсе не замечаешь. Вот что можно сказать о трёх христианских добродетелях: вере, надежде, любви; я называю их тремя христианскими хитростями. - Буддизм слишком зрел и к тому же слишком позитивистичен для того, чтобы прибегать к подобным хитростям.

24
Я здесь только коснусь проблемы возникновения христианства. Первое положение к её решению гласит: христианство
можно понять единственно в связи с той почвой, на которой оно выросло, - оно не есть движение, враждебное иудейскому инстинкту, оно есть его последовательное развитие, силлогизм в его логической цепи, внушающей ужас. По формуле Искупителя: “спасение идёт от иудеев”. - Второе положение гласит: психологический тип Галилеянина ещё доступен распознаванию, но быть пригодным для того, для чего он употреблялся, т. е. быть типом Спасителя человечества, он мог лишь при полном своём вырождении (которое одновременно есть искалчение и перегрузка чуждыми ему чертами).

Евреи - это самый замечательный народ мировой истории, потому что они, поставленные перед вопросом: быть или не быть, со внушающей ужас сознательностью предпочли быть какою бы то ни было ценою: и этою ценою было радикальное извращение всей природы, всякой естественности, всякой реальности, всего внутреннего мира, равно как и внешнего. Они оградили себя от всех условий, в которых до сих пор народ мог и должен был жить, они создали из себя понятие противоположности естественным условиям, непоправимым образом обратили они по порядку религию, культ, мораль, историю, психологию в противоречие к естественным ценностям этих понятий. Подобное явление встречаем мы ещё раз (и в несравненно преувеличенных пропорциях, хотя это только копия): христианская церковь по сравнению с “народом святых” не может претендовать на оригинальность. Евреи вместе с тем самый роковой народ всемирной истории: своими дальнейшими влияниями они настолько извратили человечество, что ещё теперь христианин может чувствовать себя анти-иудеем, не понимая того, что он есть последний логический вывод иудаизма.

В “Генеалогии морали” я впервые представил психологическую противоположность понятий благородной морали и морали ressentiment, выводя последнюю из отрицания первой; но эта последняя и есть всецело иудейско-христианская мораль. Чтобы сказать Нет всему, что представляет на земле восходящее движение жизни, удачу, силу, красоту, самоутверждение, - инстинкт ressentiment, сделавшийся гением, должен был изобрести себе другой мир, с точки зрения которого это утверждение жизни являлось злом, недостойным само по себе. По психологической проверке еврейский народ есть народ самой упорнейшей жизненной силы; поставленный в невозможные условия, он добровольно, из глубокого и мудрого самосохранения, берёт сторону всех инстинктов decadence - не потому, что они им владеют, но потому, что в них он угадал ту силу, посредством которой он может отстоять себя против “мира”. Евреи - это эквивалент всех decadents: они сумели изобразить их до иллюзии, с актёрским гением до non plus ultra, сумели поставить себя во главе всех движений decadence (как христианство Павла), чтобы из них создать нечто более сильное, чем всякое иное движение, утверждающее жизнь. Для той человеческой породы, которая в иудействе и христианстве домогается власти, т. е. для жреческой породы, - decadence есть только средство: эта порода людей имеет свой жизненный интерес в том, чтобы сделать человечество больным, чтобы понятия “добрый” и “злой”, “истинный” и “ложный” извратить в опасном для жизни смысле, являющемся клеветою на мир.

25-27

25
История Израиля неоценима, как типичное изображение того процесса, посредством которого естественные ценности лишались всякой естественности: я отмечаю этот процесс пятью фактами. Первоначально, во времена Царей, и Израиль стоял ко всем вещам в правильном, т. е. естественном, отношении. Его Иегова был выражением сознания власти, радости, надежды на себя: в нём ожидали победы и спасения, с ним доверяли природе, что она даёт то, в чём нуждается народ, и прежде всего дождь. Иегова - Бог Израиля и, следовательно, Бог справедливости: такова логика всякого народа, который обладает силою и с чистой совестью пользуется ею. В празднествах выражаются обе эти стороны самоутверждения народа: он благодарен за великие судьбы, которые возвышают, он благодарен за круговую смену времён года, за всю свою удачу в скотоводстве и земледелии. - Это положение долго оставалось идеалом уже и после того, как ему был положен печальный конец, анархией внутри, ассириянами извне. Но народ выше всего ценил образ царя - хорошего солдата и вместе с тем строгого судью: так понимал это прежде всего Исайя - этот типичный пророк (т. е. критик и сатирик момента). - Но надежда не осуществлялась. Старый Бог ничего более не мог из того, что мог он ранее. От него должны были бы отказаться. Что же случилось? Изменили понятие о нём, - это понятие лишили естественности; этой ценой его удержали. - Иегова - Бог “справедливости” - более не составляет единства с Израилем, он не служит выражением народного самосознания: он только условный Бог... Понятие о нём сделалось орудием в руках жрецов-агитаторов, которые теперь истолковывали всякое счастье как награду, всякое несчастье - как наказание за непослушание против Бога, как “грех”: извращённая манера мнимого “нравственного миропорядка”, посредством которого раз навсегда извращаются естественные понятия “причина” и “действие”. Теперь, когда с наградой и наказанием изгнана была из мира естественная причинность, явилась потребность в противоестественной причинности; отсюда следует вся дальнейшая противоестественность. Бог, который требует, - вместо Бога, который помогает, советует, который в основе является словом для всякого счастливого вдохновения мужества и самодоверия... Мораль не является уже более выражением условий, необходимых для жизни и роста народа, его глубочайшего инстинкта жизни, но, сделавшись абстрактною, становится противоположностью жизни, - мораль как коренное извращение фантазии, “дурной глаз” по отношению к миру. Что такое еврейская, что такое христианская мораль? Случай, лишённый своей невинности, несчастье, осквернённое понятием “греха”, благосостояние как опасность, как “искушение”, физиологически плохое самочувствие, отравленное червем совести.

26
Понятие о Боге извращено; понятие о морали извращено:но на этом не остановилось еврейское жречество. Можно было обойтись и без всей истории Израиля: прочь её... Эти жрецы устроили чудо из искажения, документальным доказательством которого является перед нами добрая часть Библии: прошлое собственного народа они перенесли в религию с полным надругательством над всяким преданием, над всякой исторической действительностью, иначе говоря, сделали из этого прошлого тупой механизм спасения, соединивши вину против Иеговы с наказанием, благочестие с наградой. Этот позорнейший акт исторического извращения мы чувствовали бы гораздо болезненнее, если бы тысячелетнее церковное истолкование истории не притупило в нас требования к честности in historicis. А церкви вторили философы: ложь “нравственного миропорядка” проходит через всё развитие даже новейшей философии. Что означает “нравственный миропорядок”? То, что раз навсегда существует Божья воля на то, что человек может делать и чего не может, что ценность народа и отдельной личности измеряется тем, как много или мало он повинуется Божьей воле; что в судьбах народа и отдельной личности воля Божья оказывается господствующей, т. е. наказывающей и награждающей, сообразно со степенью послушания. - Действительность вместо этой жалкой лжи гласит: тот человек - паразит, который преуспевает на счёт всего здорового в жизни, т. е. жрец, злоупотребляет именем Бога: такое положение вещей, при котором жрец определяет ценности, он называет “Царством Божьим”, средство, при помощи которого достигается или поддерживается такое состояние, он называет “волей Божьей”; с хладнокровным цинизмом мерит он народы, времена, отдельные личности меркою полезности или вреда для власти жрецов. В самом деле: в руках еврейских жрецов великое время истории Израиля сделалось временем упадка; изгнание, продолжительное несчастье, обратилось в вечное наказание за прошлые великие времена, за те времена, когда жрец ещё был ничем. Из сильных, весьма свободных, удачных образов истории Израиля они сделали, сообразуясь с потребностями, жалких проныр и ханжей или “безбожников”; психологию всякого великого события они упростили идиотской формулой “послушания или непослушания Богу”. Ещё шаг далее: “Божья воля” (т. е. условие для поддерживания власти жреца) должна быть известна, - для этой цели необходимо “откровение”. По-немецки: является необходимость в великой литературной фальсификации - открывается “Священное Писание”; оно делается публичным со всей иерархической помпой, с покаянными днями, с воплями горести о “грехах”. “Воля Божья” уже давно известна: вся беда в том, что чуждаются “Священного Писания”... Уже Моисей открыл “волю Божью”... Что же произошло? Раз навсегда, со строгостью, с педантизмом, формулировал жрец, что хочет он иметь, “в чём Божья воля”, вплоть до больших и малых податей, которые должны были платить ему (не были забыты и самые вкусные куски мяса, так как жрец есть пожиратель бифштексов)... И с тех пор вся жизнь устраивается так, что нигде нельзя обойтись без жреца; во всех естественных событиях жизни - при рождении, браке, болезни, смерти, не говоря о “жертве” (трапезе), - является священный паразит, чтобы лишить всё это естественности, “освятить” их, выражаясь его языком... Ибо нужно же понять это; всякий естественный обычай, всякое естественное учреждение (государство, судоустройство, брак, попечение о бедных и больных), всякое требование, исходящее от инстинкта жизни, - короче, все, что имеет свою цену в самом себе, через паразитизм жреца (или “нравственный миропорядок”) в основе своей лишается ценности, становится противоценным, и даже более того: в дополнение требуется санкция, - необходима сообщающая ценность сила, которая, отрицая природу, сама создаёт ценность... Жрец обесценивает природу, лишает её святости: этой ценой он существует вообще. - Неповиновение Богу, т. е. жрецу, “закону”, получает теперь имя “греха”; средствами для “примирения с Богом”, само собой, являются такие средства, которые основательнее обеспечивают подчинение жрецу: только жрец “спасает”. В каждом жречески организованном обществе психологически неизбежными делаются “грехи”: они факторы власти, жрец живёт грехами, он нуждается в том, чтобы “грешили”... Высшее положение: “Бог прощает тому, кто раскаивается”; по-немецки; кто подчиняется жрецу. -


27
На такой-то ложной почве, где всё естественное, всякая естественная ценность, всякая реальность возбуждала против себя глубочайшие инстинкты господствующего класса, выросло христианство, самая острая форма вражды к реальности, какая только до сих пор существовала. “Святой народ”, удержавший для всего только жреческие оценки, только жреческие слова, и с ужасающей последовательностью заклеймивший всё, что на земле представляло ещё силу, словами “нечестивый”, “мир”, “грех”, - этот народ выдвинул для своего инстинкта последнюю формулу, которая в своей логике доходила до самоотрицания: в лице христианства он отрицал последнюю форму реальности - он отрицал “святой народ”, “избранный народ”, самое иудейскую реальность. Случай первого ранга: маленькое мятежное движение, окрещённое именем Иисуса из Назарета, ещё раз представляет собою иудейский инстинкт, иначе говоря, жреческий инстинкт, который не выносит уже более жреца как реальность, который изобретает ещё более отвлечённую форму существования, ещё менее реальное представление о мире, чем то, которое обусловливается учреждением церкви. Христианство отрицает церковь...

Я не понимаю, против чего иного могло направляться восстание, зачинщиком которого, по справедливости или по недоразумению, считается Иисус, если это не было восстанием против еврейской церкви, принимая “церковь” в том смысле, какой даётся этому слову теперь. Это было восстанием против “добрых и справедливых”, против “святых Израиля”, против общественной иерархии, - не против их испорченности, но против касты, привилегии, порядка, формулы, это было неверие в “высших людей”, это было отрицание всего, что было жрецом и теологом. Но иерархия, которая всем этим хотя бы на одно мгновение подвергалась сомнению, была той сваей, на которой ещё продолжал удерживаться посреди “воды” иудейский народ, с трудом достигнутая последняя возможность уцелеть, residuum его обособленного политического существования: нападение на неё было нападением на глубочайший инстинкт народа, на самую упорную народную волю к жизни, которая когда-либо существовала на земле. Этот святой анархист, вызвавший на противодействие господствующему порядку низший народ, народ изгнанных и “грешников”, чандалы внутри еврейства, речами, которые, если верить Евангелию, ещё и теперь могли бы довести до Сибири, - он был политическим преступником, поскольку таковой возможен в обществе, до абсурда неполитическом. Это привело его на крест: доказательством может служить надпись на кресте. Он умер за свою вину, - нет никакого основания утверждать, как бы часто это ни делали, что он умер за вину других.

28-30

28
Совсем иной вопрос, сознавал ли он вообще этот антагонизм или лишь другие в нём его чувствовали. Здесь я впервые касаюсь проблемы психологии Спасителя. - Я признаюсь, что мало книг читаю с такими затруднениями, как Евангелия. Эти затруднения не те, в разъяснении которых учёная любознательность немецкого духа праздновала свой самый незабвенный триумф. Далеко то время, когда и я, подобно всякому молодому учёному, с благоразумной медлительностью утончённого филолога смаковал произведение несравненного Штрауса. Тогда мне было 20 лет: теперь я слишком серьёзен для этого. Какое мне дело до противоречий “предания”? Как можно вообще назвать “преданием” легенду о святых? Истории святых - это самая двусмысленная литература, какая вообще только существует: применять научные методы там, где отсутствуют какие-либо документы, представляется мне с самого начала делом совершенно безнадёжным, учёным праздномыслием...

29
Что касается меня, то мне интересен психологический тип Спасителя. Он мог бы даже удержаться в Евангелиях, вопреки Евангелиям, как бы его ни калечили и какими бы чуждыми чертами его ни наделяли: так удержался тип Франциска Ассизского в легендах о нём, вопреки этим легендам. Истина не в том, что он сделал, что сказал, как он собственно умер; но важен вопрос, можно ли представить его тип, даются ли “преданием” черты для его представления. Я знаю попытку вычитать из Евангелия даже историю “души”; это представляется мне доказательством психологического легкомыслия, достойного презрения. Господин Ренан, этот гаер in psychologicis, для объяснения типа Иисуса дал два самых неуместных понятия, какие только возможны: понятие гений и понятие герой (heros). Но что только можно назвать неевангельским, так это именно понятие “герой”. Как раз всё, противоположное борьбе, противоположное самочувствию борца, является здесь как инстинкт: неспособность к противодействию делается здесь моралью (“не противься злому” - глубочайшее слово Евангелия, его ключ в известном смысле); блаженство в мире, в кротости, в неспособности быть врагом. Что такое “благовестие”? - Найдена истинная жизнь, вечная жизнь - она не только обещается, но она тут, она в вас: как жизнь в любви, в любви без уступки и исключения, без дистанции. Каждый есть дитя Божье - Иисус ни на что не имеет притязания для себя одного, - как дитя Божье, каждый равен каждому... И из Иисуса делать героя! - А что за недоразумение со словом “гений”! Всё наше понятие о “духе”, целиком культурное понятие, - в том мире, в котором живёт Иисус, не имеет никакого смысла. Говоря со строгостью физиолога, здесь было бы уместно совершенно иное слово, слово “идиот”. Мы знаем состояние болезненной раздражительности чувства осязания, которое производит содрогание при всяком дотрагивании, при всяком прикосновении твёрдого предмета. Представим подобный физиологический habitus в его последнем логическом выражении: как инстинкт ненависти против всякой реальности, как бегство в “непостижимое”, в “необъяснимое”, как отвращение от всякой формулы, от всякого понятия, связанного с временем и пространством, от всего, что твёрдо, что есть обычаи, учреждения, церковь, как постоянное пребывание в мире, который не соприкасается более ни с каким родом реальности, в мире лишь “внутреннем”, “истинном”, “вечном”. “Царство Божье внутри вас”.

30
Инстинктивная ненависть против реальности: это есть следствие крайней чувствительности к страданию и раздражению, избегающей вообще всякого “прикосновения”, потому что оно ощущается ею слишком глубоко.

Инстинктивное отвращение от всякого нерасположения, от всякой вражды, от всех границ и расстояний в чувстве: следствие крайней чувствительности к страданию и раздражению, которая всякое противодействие, всякую необходимость противодействия ощущает как невыносимое отвращение (т. е. как вредное, как отрицаемое инстинктом самосохранения), блаженство же своё (удовольствие) видит в том, чтобы ничему и никому не оказывать противодействия - ни злу, ни злому, - любовь, как единственная, как последняя возможность жизни...

Это две физиологические реальности, на которых, из которых выросло учение спасения. Я называю их высшим развитием гедонизма, на вполне болезненной основе. Близкородственным ему, хотя с большим придатком греческой жизненности и нервной силы, является эпикуреизм, языческое учение спасения. Эпикур - типичный decadent, впервые признанный таковым мною. - Боязнь боли, даже бесконечно малого в боли, не может иметь иного конца, как только в религии любви.

tags: религии, записи Die Laughing

31-33

31
Я предвосхитил свой ответ на проблему. Предпосылкой для него является то, что тип Спасителя мы получили только в сильном искажении. Это искажение само по себе очень правдоподобно. Такой тип по многим основаниям не мог остаться чистым, цельным, свободным от примесей. На нём должна была оставить следы и среда, в которой вращался этот чуждый образ, ещё более история, судьба первой христианской общины: она обогатила этот тип такими чертами, которые делаются понятными только в целях борьбы или пропаганды. Тот странный и больной мир, в который вводят нас Евангелия, - мир как бы из одного русского романа, где сходятся отбросы общества, нервное страдание и “ребячество” идиота, - этот мир должен был при всех обстоятельствах сделать тип более грубым: в особенности первые ученики, чтобы хоть что-нибудь понять, переводили это бытие, расплывающееся в символическом и непонятном, на язык собственной грубости, - для них тип существовал только после того, как он отлился в более знакомые формы... Пророк, Мессия, будущий судья, учитель морали, чудотворец, Иоанн Креститель, - вот сколько было обстоятельств, чтобы извратить тип... Наконец, не будем низко оценивать proprium всякого великого почитания, в особенности сектантского почитания: оно сглаживает оригинальные, часто мучительно-чуждые, черты и идиосинкразии в почитаемом существе - оно даже их не видит. Можно было бы пожалеть, что вблизи этого интереснейшего из decadents не жил какой-нибудь Достоевский, т. е. кто-либо, кто сумел бы почувствовать захватывающее очарование подобного смешения возвышенного, больного и детского. Ещё одна точка зрения: тип мог бы, как тип decadence, фактически совмещать в себе многое и противоречивое: такая возможность не исключается вполне. Однако всё говорит против этого именно: предание должно было бы в этом случае быть вполне верным и объективным - а всё заставляет предполагать противоположное. Обнаруживается зияющее противоречие между проповедником на горах, море и лугах, появление которою так же приятно поражает, как появление Будды, хотя не на индийской почве, и тем фанатиком нападения, смертельным врагом теологов и жрецов, которого злость Ренана прославила как “le grand maitre en ironie”. Я сам не сомневаюсь в том, что обильная мера желчи (и даже esprit) перелилась в тип учителя из возбуждённого состояния христианской пропаганды: достаточно известна беззастенчивость всех сектантов, которые стряпают себе апологию из своего учителя. Когда первой общине понадобился судящий, сварливый, гневающийся, злостный, хитрый теолог против теолога, она создала себе по своим потребностям своего “Бога”: без колебания она вложила в его уста те вполне не евангельские понятия, без которых она не могла обойтись, каковы: “будущее Пришествие”, “Страшный суд”, всякий род ожидания и обещания.

32
Ещё раз говорю, что я против того, чтобы в тип Спасителя вносить фанатизм: слово imperieux, которое употребил Ренан, одно уничтожает тип. “Благовестие” и есть именно благая весть о том, что уже не существует более противоречий; Царство Небесное принадлежит детям; вера, которая здесь заявляет о себе, не приобретается завоеванием; она тут, она означает возвращение к детству в области психического. Подобные случаи замедленной зрелости и недоразвитого организма, как следствия дегенерации, известны но крайней мере физиологам. - Такая вера не гневается, не порицает, не обороняет себя: она не приносит “меч”, она не предчувствует, насколько она может сделаться началом разъединяющим. Она не нуждается в доказательствах ни чудом, ни наградой и обещанием, ни “даже писанием”: она сама всякое мгновение есть своё чудо, своя награда, своё доказательство, своё “Царство Божье”. Эта вера даже не формулирует себя - она живёт, она отвращается от формул. Конечно, случайность среды, языка, образования определяет круг понятий: первое христианство владеет только иудейско-семитическими понятиями (сюда относится еда и питьё при причастьи, которыми так злоупотребляет церковь, как всем еврейским). Но пусть остерегаются видеть здесь что-нибудь более чем язык знаков, семиотику, повод для притчи. Ни одно слово этого анти-реалиста не должно приниматься буквально, - вот предварительное условие для того, чтобы он вообще мог говорить. Между индусами он пользовался бы понятиями Санкхьи, среди китайцев - понятиями Лао-цзы, и при этом не чувствовал бы никакой разницы. - Можно было бы с некоторой терпимостью к выражению назвать Иисуса “свободным духом” - для него не существует ничего устойчивого: слово убивает; всё, что устойчиво, то убивает. Понятие “жизни”, опыт “жизни”, какой ему единственно доступен, противится у него всякого рода слову, формуле, закону, вере, догме. Он говорит только о самом внутреннем: “жизнь”, или “истина”, или “свет” - это его слово для выражения самого внутреннего; всё остальное, вся реальность, вся природа, даже язык, имеет для него только ценность знака, притчи. - Здесь нельзя ошибаться насчёт того, как велик соблазн, который лежит в христианском, точнее сказать, в церковном предрассудке: такой символист par excellence стоит вне всякой религии, всех понятий культа, всякой истории, естествознания, мирового опыта, познания, политики, психологии, вне всяких книг, вне искусства, - его “знание” есть чистое безумие, не ведающее, что есть что-нибудь подобное. О культуре он не знает даже и понаслышке, ему нет нужды бороться против неё, он её не отрицает... То же самое по отношению к государству, ко всему гражданскому порядку и обществу, к труду, к войне, - он никогда не имел основания отрицать “мир”; он никогда не предчувствовал церковного понятия “мир”... Отрицание для него есть нечто совершенно невозможное. - Подобным же образом нет и диалектики, нет представления о том, что веру, “истину” можно доказать доводами (его доказательства - это внутренний “свет”, внутреннее чувство удовольствия и самоутверждения, только “доказательства от силы”). Такое учение также не может противоречить, оно не постигает, что существуют, что могут существовать другие учения, оно не умеет представить себе противоположное рассуждение... Где бы оно ни встретилось с ним, оно будет печалиться с самым глубоким сочувствием о “слепоте” - ибо оно само видит “свет” - но не сделает никакого возражения.

33
Во всей психологии “Евангелия” отсутствует понятие вины и наказания; равно как и понятие награды. “Грех”, всё, чем определяется расстояние между Богом и человеком, уничтожен, - это и есть “благовестие”. Блаженство не обещается, оно не связывается с какими-нибудь условиями: оно есть единственная реальность; остальное - символ, чтобы говорить о нём...

Следствие подобного состояния проецируется в новую практику, собственно в евангельскую практику. Не “вера” отличает христианина. Христианин действует, он отличается иным образом действий. Ни словом, ни в сердце своём он не противодействует тому, кто обнаруживает зло по отношению к нему. Он не делает различия между чужим и своим, между иудеем и не иудеем (“ближний” в собственном смысле слова есть иудей, единоверец). Он ни на кого не гневается, никого не презирает. Он не появляется на суде и не позволяет привлекать себя к суду (“не клянись вовсе”). Он ни при каких обстоятельствах не разведётся с женой, даже в случае доказанной неверности её. - Всё в основе - один принцип, всё - следствие одного инстинкта. -

Жизнь Спасителя была не чем иным, как этой практикой, не чем иным была также и его смерть. Он не нуждался более ни в каких формулах, ни в каком обряде для обхождения с Богом, ни даже в молитве. Он всецело отрешился от иудейского учения раскаяния и примирения; он знает, что это есть единственная жизненная практика, с которой можно себя чувствовать “божественным”, “блаженным”, “евангелическим”, во всякое время быть как “дитя Божье”. Не “раскаяние”, не “молитва о прощении” суть пути к Богу: одна евангельская практика ведёт к Богу, она и есть “Бог”! - То, с чем покончило Евангелие, это было иудейство в понятиях “грех”, “прощение греха”, “вера”, “спасение через веру”, - всё иудейское учение церкви отрицалось “благовестием”.

Глубокий инстинкт, как должно жить, чтобы чувствовать себя на “небесах”, чтобы чувствовать себя “вечным”, между тем как при всяком ином поведении совсем нельзя чувствовать себя “на небесах”, - это единственно и есть психологическая реальность “спасения”. - Новое поведение, но не новая вера...

34-36

34
Если я что-нибудь понимаю в этом великом символисте, так это то, что только внутренние реальности он принимал как реальности, как “истины”, - что остальное всё, естественное, временное, пространственное, историческое, он понимал лишь как символ, лишь как повод для притчи. Понятие “Сын Человеческий” не есть конкретная личность, принадлежащая истории, что-нибудь единичное, единственное, но “вечная” действительность, психологический символ, освобождённый от понятия времени. То же самое, но в ещё более высоком смысле можно сказать и о Боге этого типичного символиста, о “Царстве Божьем”, о “Царстве Небесном”, о “Сыновности Бога”. Ничего нет более не христианского, как церковные грубые понятия о Боге как личности, о грядущем “Царстве Божьем”, о потустороннем “Царстве Небесном”, о “Сыне Божьем”, втором лице св. Троицы. Всё это выглядит - мне простят выражение -- неким кулаком в глаз: о, в какой глаз! - евангельский: всемирно-исторический цинизм в поругании символа... А между тем очевидно, как на ладони, что затрагивается символами “Отец” и “Сын”, - допускаю, что не на каждой ладони: словом “Сын” выражается вступление в чувство общего просветления (блаженство); словом “Отец” - само это чувство, чувство вечности, чувство совершенства. - Мне стыдно вспомнить, что сделала церковь из этого символизма: не поставила ли она на пороге христианской “веры” историю Амфитриона? И ещё сверх того догму о “непорочном зачатии”?.. Но этим она опорочила зачатие...

“Царство Небесное” есть состояние сердца, а не что-либо, что “выше земли” или приходит “после смерти”. В Евангелии недостаёт вообще понятия естественной смерти: смерть не мост, не переход, её нет, ибо она принадлежит к совершенно иному, только кажущемуся, миру, имеющему лишь символическое значение. “Час смерти” не есть христианское понятие. “Час”, время, физическая жизнь и её кризисы совсем не существуют для учителя “благовестия”… “Царство Божье” не есть что-либо, что можно ожидать; оно не имеет “вчера” и не имеет “послезавтра”, оно не приходит через “тысячу лет” - это есть опыт сердца; оно повсюду, оно нигде...

35
Этот “благовестник” умер, как и жил, как и учил, - не для “спасения людей”, но чтобы показать, как нужно жить. То, что оставил он в наследство человечеству, есть практика, его поведение перед судьями, преследователями, обвинителями и всякого рода клеветой и насмешкой - его поведение на кресте. Он не сопротивляется, не защищает своего права, он не делает ни шагу, чтобы отвратить от себя самую крайнюю опасность, более того - он вызывает её... И он молит, он страдает, он любит с теми, в тех, которые делают ему зло. В словах, обращённых к разбойнику на кресте, содержится всё Евангелие. “Воистину это был Божий человек, Сын Божий!” - сказал разбойник. “Раз ты чувствуешь это, - ответил Спаситель, - значит, ты в Раю, значит, ты сын Божий”. Не защищаться, не гневаться, не привлекать к ответственности... Но также не противиться злому, - любить его...

36
- Только мы, ставшие свободными умы, имеем подготовку, чтобы понять то, чего не понимали девятнадцать веков, - мы имеем правдивость, обратившуюся в инстинкт и страсть и объявляющую войну “святой лжи” ещё более, чем всякой иной лжи... Люди были несказанно далеки от нашего нейтралитета, полного любви и предусмотрительности, от той дисциплины духа, при помощи которой единственно стало возможным угадывание столь чуждых, столь тонких вещей: во все иные времена люди с бесстыдным эгоизмом желали только своей выгоды; воздвигли церковь в противоположность Евангелию...

Кто искал бы знамений того, что позади великой игры миров скрыт перст какого-то насмешливого божества, тот нашёл бы не малое доказательство в том чудовищном вопросительном знаке, который зовётся христианством. Что человечество преклоняется перед противоположностью того, что было происхождением, смыслом, правом Евангелия, что оно в понятии “церковь” признало за святое как раз то, что “благовестник” чувствовал стоящим ниже себя, позади себя, - напрасно искать большего проявления всемирно-исторической иронии...

37-39

37
- Наш век гордится своим историческим чувством; как можно было поверить такой бессмыслице, что в начале христианства стоит грубая басня о чудотворце и Спасителе, - и что всё духовное и символическое есть только позднейшее развитие? Наоборот: история христианства - и именно от смерти на кресте - есть история постепенно углубляющегося грубого непонимания первоначального символизма. С распространением христианства на более широкие и грубые массы, которым недоставало все более и более источников христианства, - становилось всё необходимее делать христианство вульгарным, варварским, - оно поглотило в себя учения и обряды всех подземных культов imperii Romani, всевозможную бессмыслицу больного разума. Судьба христианства лежит в необходимости сделать самую веру такой же болезненной, низменной и вульгарной, как были болезненны, низменны и вульгарны потребности, которые оно должно было удовлетворять. Больное варварство суммируется наконец в силу в виде церкви, этой формы, смертельно враждебной всякой правдивости, всякой высоте души, всякой дисциплине духа, всякой свободно настроенной и благожелательной гуманности. - Христианские ценности - аристократические ценности. Только мы, ставшие свободными умы, снова восстановили эту величайшую из противоположностей, какая только когда-либо существовала между ценностями! -


38
- Здесь я не могу подавить вздоха. Бывают дни, когда меня охватывает чувство чёрной, самой чёрной меланхолии, - это презрение к человеку. Чтобы не оставить никакого сомнения в том, что я презираю, кого я презираю, - это теперешнего человека, человека, которому я роковым образом являюсь современником. Теперешний человек - я задыхаюсь в его нечистом дыхании... По отношению к прошедшему я, как и все познающие, обладаю большой терпимостью, так сказать великодушным самопринуждением: с мрачной осмотрительностью прохожу я через мир, в течение целых тысячелетий представляющий собою сумасшедший дом, называется ли этот мир “христианством”, “христианской верой” или “христианской церковью”, - я остерегаюсь делать человечество ответственным за его душевные болезни. Но чувство моё возмущается, отвращается, как только я вступаю в новейшее время, в наше время. Наше время есть время знания... Что некогда было только болезненным, теперь сделалось неприличным - неприлично теперь быть христианином. Вот тут-то и начинается моё отвращение. - Я осматриваюсь вокруг: не осталось более ни одного слова из того, что некогда называлось “истина”, нам просто невмоготу уже одно только выговаривание жрецом слова “истина”. Даже при самом скромном притязании на честность, должно теперь признать, что теолог, жрец, папа, с каждым положением, которое он высказывает, не только заблуждается, но лжёт; что он уже не волен лгать по “невинности”, по “незнанию”. Жрец знает так же хорошо, как и всякий, что нет никакого “Бога”, никакого “грешника”, никакого “Спасителя”, - что “свободная воля”, “нравственный миропорядок” есть ложь: серьёзность, глубокое самопреодоление духа никому более не позволяет не знать этого... Все понятия церкви опознаны за то, что они есть, т. е. за самую злостную фабрикацию фальшивых монет, какая только возможна, с целью обесценить природу, естественные ценности; сам жрец признан таковым, каков он есть, т. е. опаснейшим родом паразита, настоящим ядовитым пауком жизни... Мы знаем, наша совесть знает теперь, какова вообще цена тех зловещих изобретений жрецов и церкви, для чего служили эти изобретения, при помощи которых человечество достигло того состояния саморастления, вид которого внушает отвращение: понятия “по ту сторону”, “Страшный суд”, “бессмертие души”, сама “душа” - это орудия пытки, это системы жестокостей, при помощи которых жрец сделался господином и остался таковым... Каждый это знает; и, несмотря на это, всё остаётся по-старому. Куда девались остатки чувства приличия, уважения самих себя, когда даже наши государственные люди, в других отношениях очень беззастенчивые люди и фактически насквозь антихристиане, ещё и теперь называют себя христианами и идут к причастию? Юный государь во главе полков, являясь в своём великолепии выражением эгоизма и высокомерия своего народа, признаёт без всякого стыда себя христианином!.. Но тогда кого же отрицает христианство? что называет оно “миром”? Солдата, судью, патриота, всё, что защищается, что держится за свою честь, что ищет своей выгоды, что имеет гордость... Всякая практика каждого момента, всякий инстинкт, всякая оценка, переходящая в дело, - всё это теперь антихристианское: каким выродком фальшивости должен быть современный человек, если он, несмотря на это, не стыдится ещё называться христианином!..

39
- Я возвращаюсь, я рассказываю истинную историю христианства. - Уже слово “христианство” есть недоразумение, - в сущности был только один христианин, и он умер на кресте. “Евангелие” умерло на кресте. То, что с этого мгновения называется “Евангелием”, было уже противоположностью его жизни: “дурная весть”, Dysangelium. До бессмыслицы лживо в “вере” видеть примету христианина, хотя бы то была вера в спасение через Христа; христианской может быть только христианская практика, т.е. такая жизнь, какою жил тот, кто умер на кресте... Ещё теперь возможна такая жизнь, для известных людей даже необходима: истинное, первоначальное христианство возможно во все времена. Не верить, но делать, а прежде всего многого не делать, иное бытие... Состояния сознания, когда веришь или считаешь что-нибудь за истинное, - каждый психолог знает это, - такие состояния совершенно незначительны и пятистепенны по сравнению с ценностью инстинктов: строго говоря, всё понятие духовной причинности ложно. Сводить христианское настроение лишь к признанию истины, к голому состоянию сознания - значит отрицать христианство. На самом деле вовсе не было христиан. “Христианин”, то, что в течение двух тысячелетий называется христианином, есть психологическое самонедоразумение. Если смотреть прямее, то в нём господствовали, вопреки всякой вере, только инстинкты - и что за инстинкты! - “Вера” была во все времена, как у Лютера, только мантией, предлогом, завесой, за которой инстинкты разыгрывали свою игру, - благоразумная слепота относительно господства известных инстинктов. “Вера” - я уже называл её собственно христианским благоразумием, - всегда говорили о “вере”, действовали же по инстинкту... В мире представлений христианина нет ничего, что хотя бы только касалось действительности: напротив, в корне христианства мы признали единственным деятельным элементом инстинктивную ненависть ко всякой действительности. Что из этого следует? То, что здесь in psychologicis заблуждение является радикальным, т. е. значимым по существу, т. е. самой субстанцией. Удалим одно понятие, поставим на место его одну-единственную реальность, и всё христианство низвергается в ничто! - Если смотреть с высоты, то это самый странный из всех фактов: эта религия, не только обусловленная заблуждениями, но и до гениальности изобретательная во вредных, отравляющих жизнь и сердце заблуждениях, эта религия остаётся зрелищем для богов, для тех божеств, которые вместе с тем и философы и с которыми я, например, встречался в знаменитых диалогах на Наксосе. В то мгновение, когда отступает от них отвращение (и от нас также!), они проникаются благодарностью за зрелище христианина: жалкая, маленькая звезда, называемая Землёй, быть может, только ради этого курьёзного случая заслуживает божественного взгляда, божественного участия... Не будем же низко ценить христианина; христианин, фальшивый до невинности, высоко поднимается над обезьяной; по отношению к христианину знаменитая теория происхождения - только учтивость...

40-43

40
- Судьба Евангелия была решена смертью, оно было распято на “кресте”. Только смерть, эта неожиданная позорная смерть, только крест, который вообще предназначался лишь для canaille, - только этот ужаснейший парадокс поставил учеников перед настоящей загадкой: “кто это был? что это было?” Потрясённое и до глубины оскорблённое чувство, подозрение, что такая смерть может быть опровержением их дела, страшный вопросительный знак “почему именно так?” - такое состояние слишком понятно. Здесь всё должно было быть необходимо, всё должно было иметь смысл, разум, высший разум; любовь ученика не признаёт случайности. Теперь только разверзлась пропасть: “кто его убил? кто был его естественным врагом?” - этот вопрос блеснул, как молния. Ответ: господствующее иудейство, его высшее сословие. С этого мгновенья почувствовали в себе возмущение против порядка, вслед за тем поняли и Иисуса, как возмущение против порядка. До сих пор в его образе недоставало этой черты - воинственной, отрицающей словом и делом; даже более, в нём было обратное этому. Очевидно, маленькая община именно не поняла главного, символического в таком способе смерти, свободу, превосходство над всяким чувством ressentiment: признак того, как мало вообще они его понимали! Сам Иисус ничего не мог пожелать в своей смерти, как только открыто дать сильнейший опыт, доказательство своего учения. Но его ученики были далеки от того, чтобы простить эту смерть, - что было бы в высшей степени по-евангельски, - или отдать себя такой же смерти с нежным и мягким спокойствием души... Всплыло наверх как раз в высшей степени неевангельское чувство, чувство мести. Сделалось невозможным, чтобы дело окончилось с этой смертью: явилась нужда в “возмездии”, в “суде” (и, однако, что может быть более неевангельским, чем “возмездие”, “наказание”, “суд”!). Ещё раз явилось на переднем плане популярное ожидание Мессии; исторический момент был уловлен; “Царство Божье” наступит, чтобы судить его врагов... Но этим всё сделалось непонятным: “Царство Божье” как заключительный акт, как обещание! Евангелие было именно бытие, исполнение, действительность этого Царствия. Именно такая смерть была как раз “Царством Божьим”. Теперь только включили в тип учителя всё презрение и горечь к фарисеям и теологам и этим сделали из него фарисея и теолога. С другой стороны, необузданное прославление этих совершенно выскочивших из колеи душ не выдерживало более того евангельского утверждения равенства всех как детей Божьих, которому учил Иисус; местью их было неумеренно поднять Иисуса, отделить его от себя: совершенно так, как некогда иудеи из мести к своим врагам отделились от своего Бога и подняли его на высоту. Один Бог и один Сын Божий: оба порождения ressentiment...

41
- И вот теперь всплыла абсурдная проблема: “как мог Бог допустить это!” На это повреждённый разум маленькой общины дал такой же поистине ужасный по своей абсурдности ответ: Бог отдал своего Сына для искупления грехов, как жертву. Так разом покончили с Евангелием! Очистительная жертва, и притом в самой отвратительной, в самой варварской форме, жертва невинным за грехи виновных! Какое страшное язычество! Иисус уничтожил даже самое понятие “вины”, он совершенно отрицал пропасть между Богом и человеком, он жизнью своей представил это единство Бога и человека как своё “благовестие”... А не как преимущество! - С этого времени шаг за шагом в тип Спасителя внедряется учение о Суде и Втором Пришествии, учение о смерти как жертвенной смерти, учение о Воскресении, с которым из Евангелия фокуснически изымается всё понятие “блаженства”, единственная его реальность, в пользу состояния после смерти!.. Павел со всей наглостью раввина, которая так ему присуща, дал этому пониманию, этому распутству мысли, такое логическое выражение: “если Христос не воскрес, то вера наша тщетна”. - И разом из Евангелия вышло самое презренное из всех неисполнимых обещаний, - бесстыдное учение о личном бессмертии... Павел учил о нём даже как о награде!..

42
Теперь уже видно, чему положила конец смерть на кресте: новому, самобытному стремлению к буддистскому спокойствию, к действительному, а не только обещанному счастью на земле. Ибо - как я уже указывал - основным различием между обеими религиями-decadence остаётся то, что буддизм не обещает, но исполняет, христианство же обещает всё, но не исполняет ничего. - За “благой вестью” последовала по пятам весть самая скверная: весть Павла. В Павле воплотился тип, противоположный “благовестнику”, гений в ненависти, в видениях ненависти, в неумолимой логике ненависти. Чего только не принёс этот dysangelist в жертву своей ненависти! Прежде всего Спасителя: он распял его на своём кресте. Жизнь, пример, учение, смерть, смысл и право всего Евангелия - ничего более не осталось, когда этот фальшивомонетчик путём ненависти постиг, в чём единственно он нуждается. Не в реальности, не в исторической истине!.. И ещё раз жреческий инстинкт иудея учинил то же великое преступление над историей, - он просто вычеркнул вчера, позавчера христианства, он изобрёл историю первого христианства. Даже более: он ещё раз извратил историю Израиля, чтобы представить её как предварительную историю для своего дела; все пророки говорили о его “Спасителе”... Церковь извратила позже даже историю человечества, обратив её в предысторию христианства... Тип Спасителя, учение, практика, смерть, смысл смерти, даже то, что было после смерти, - ничто не осталось неприкосновенным, ничто не осталось даже напоминающим действительность. Павел просто переложил центр тяжести всего того бытия за это бытие - в ложь о “воскресшем” Иисусе. В сущности, ему не нужна была жизнь Спасителя - ему нужна была смерть на кресте и кое-что ещё... Поистине, было бы явной niaiserie со стороны психолога доверять Павлу, родиной которого была столица стоического просвещения, когда он выдавал за доказательство посмертной жизни Спасителя галлюцинацию, или доверять хотя бы даже его рассказу, что он имел эту галлюцинацию: Павел хотел цели, следовательно, он хотел и средства... Во что не верил он сам, в то верили те идиоты, среди которых он сеял своё учение. - Его потребностью была власть; при помощи Павла ещё раз жрец захотел добиться власти, - ему нужны были только понятия, учения, символы, которыми тиранизируют массы, образуют стада. Что единственно заимствовал позже Магомет у христианства? Изобретение Павла, его средство к жреческой тирании, к образованию стада: веру в бессмертие, т. е. учение о “Суде”...

43
Когда жизненный центр тяжести переносят из жизни в “потустороннее” - в ничто, то тем самым вообще лишают жизнь центра тяжести. Великая ложь о личном бессмертии разрушает всякий разум, всякую естественность в инстинктах; всё, что есть в инстинктах благодетельного, что способствует жизни, ручается за будущее, - возбуждает теперь недоверие. Жить так, чтобы не было более смысла жить, - это становится теперь “смыслом” жизни... К чему дух общественности, к чему ещё благодарность за происхождение и предков, к чему работать вместе, к чему доверять, к чему способствовать общему благу и иметь его в виду?.. Всё это “соблазны”, всё это отклонения от “истинного пути” - “единое есть на потребу”... Чтобы каждый, как “бессмертная душа”, был равен каждому, чтобы в совокупности всего живущего “спасение” каждой отдельной единицы смело претендовать на вечность, чтобы маленькие святоши и на три четверти чокнутые смели воображать, что ради них постоянно нарушаются законы природы, такое беззастенчивое возведение всякого рода эгоизма в бесконечное, в бесстыдное, надо клеймить презрением в полной мере. И однако же, христианство обязано своей победой именно этому жалкому тщеславию отдельной личности, - как раз этим самым оно обратило к себе всех неудачников, настроенных враждебно к жизни, потерпевших крушение, все отребья и отбросы человечества. “Спасение души” по-немецки: “мир вращается вокруг меня”... Яд учения “равные права для всех” христианство посеяло самым основательным образом. Из самых тайных уголков дурных инстинктов христианство создало смертельную вражду ко всякому чувству благоговения и почтительного расстояния между человеком и человеком, которое является предусловием для всякого повышения и роста культуры, - из ressentiment масс оно выковало главное орудие против нас, против всего благородного, радостного, великодушного на земле, против нашего счастья на земле... “Бессмертие”, признаваемое за каждым Петром и Павлом, было до сего времени величайшим и злостнейшим посягательством на аристократию человечества… - И не будем низко ценить то роковое влияние, которое от христианства пробралось в политику! Никто теперь не имеет более мужества заявлять об особых правах, о правах господства, о чувстве почтения к себе, к другому, нет более пафоса дистанции... Наша политика болеет этим недостатком мужества! - Аристократизм настроения ложью о равенстве душ погребён окончательно; и если вера в “право большинства” делает революции и будет их делать, то нельзя сомневаться в том, что это - христианство, христианские суждения ценности, которые каждая революция только переводит в кровь и преступление! Христианство есть восстание всего по-земле-пресмыкающегося против того, что над ней возвышается: Евангелие “низших” унижает...

44-48

44
- Евангелия неоценимы, как свидетельства уже неудержимой коррупции внутри первых общин. То, что позже Павел с логическим цинизмом раввина довёл до конца, было лишь процессом распада, начавшегося со смертью Спасителя. - При чтении этих Евангелий нужно быть как можно более осторожным: за каждым словом встречается затруднение. Я признаюсь, - и меня поддержат - что именно этим они доставляют психологу первостепенное удовольствие, - как противоположность всякой наивной испорченности, как утончённость par excellence, - как виртуозность в психологической испорченности. Евангелия ручаются сами за себя. Библия вообще стоит вне сравнения. Чтобы не потеряться здесь совершенно, прежде всего нужно помнить, что ты среди евреев. Игра в “святое”, достигшая здесь такой гениальности, какой не достигала она нигде в другом месте - ни в книгах, ни среди людей, - жульничество в словах и жестах, как искусство, - это не есть случайность какой-нибудь единичной одарённости, какой-нибудь исключительной натуры. Это принадлежность расы. В христианстве, как искусстве свято лгать, всё иудейство, вся наистрожайшая многовековая иудейская выучка и техника доходят до крайних пределов мастерства. Христианин, этот ultima ratio лжи, есть иудей во второй, даже третьей степени... Основная воля, направляемая только на то, чтобы обращаться с такими понятиями, символами, телодвижениями, которые доказываются из практики жреца, инстинктивное уклонение от всякой другой практики, от перспектив всякого иного рода оценок и полезностей - это не только традиция, это наследственность: лишь как наследственное действует оно, как природа. Все человечество, даже лучшие умы лучших времен (исключая одного, который, может быть, единственный - не человек) позволяли себя обманывать. Евангелие читали как книгу невинности... ни малейшего указания на то, с каким мастерством ведётся здесь игра. - Конечно, если бы мы видели их, даже хотя бы мимоходом, всех этих удивительных лицемеров и фокусников-святых, то с ними было бы покончено - и именно потому, что я не читаю ни одного слова без того, чтобы не видеть жестов, я и покончил с ними... Я не выношу по отношению к ним известного способа смотреть снизу вверх. - К счастью, книги для большинства есть только литература. Нельзя позволять вводить себя в заблуждение: “не судите!” - говорят они, но сами посылают в ад всё, что стоит у них на пути. Препоручая суд Богу, они судят сами; прославляя Бога, они прославляют самих себя; требуя тех добродетелей, которые как раз им свойственны, - даже более, которые им необходимы, чтобы вообще не пойти ко дну, - они придают себе величественный вид борьбы за добродетель, борьбы за господство добродетели. “Мы живём, мы умираем, мы жертвуем собою за благо” (“Истина”, “Свет”, “Царство Божье”); в действительности же они делают то, чего не могут не делать. Сидя в углу, ёжась, как крот, живя в тени, как призрак, - они создают себе из этого обязанность: по обязанности жизнь их является смирением, как смирение она есть лишнее доказательство благочестия... Ах, этот смиренный, целомудренный, мягкосердый род лжи! - “За нас должна свидетельствовать сама добродетель”... Читайте Евангелия, как книги соблазна при посредстве морали: эти маленькие люди конфискуют мораль, - они знают, как нужно обращаться с моралью! Люди всего лучше водятся за нос моралью! - реальность заключается в том, что здесь самое сознательное самомнение избранников разыгрывает скромность: себя, “общину”, “добрых и справедливых” раз навсегда поставили на одну сторону, на сторону “истины”, а всё остальное, “мир”, - на другую... Это был самый роковой род мании величия, какой когда-либо до сих пор существовал на земле: маленькие выродки святош и лжецов стали употреблять понятия “Бог”, “истина”, “свет”, “дух”, “любовь”, “мудрость”, “жизнь” как синонимы самих себя, чтобы этим отграничить от себя “мир”; маленькие евреи в суперлативе, зрелые для любого сумасшедшего дома, перевернули все ценности сообразно самим себе, как будто “христианин” был смыслом, солью, мерой, а также последним судом всего остального... Вся дальнейшая судьба предопределилась тем, что в мире уже существовал родственный по расе вид мании величия, - иудейский: коль скоро разверзлась пропасть между иудеем и иудейским христианином, последнему не оставалось никакого иного выбора, как ту же процедуру самоподдержания, которую внушал иудейский инстинкт, обратить против самих иудеев в то время, как иудеи обращали её до сих пор только против всего не иудейского. Христианин есть тот же еврей, только “более свободного” исповедания.

45
- Я дам несколько примеров того, что засело в голову этих маленьких людей, что вложили они в уста своему учителю: это настоящее признание “прекрасных душ”. -

“И если кто не примет вас и не будет слушать вас, то, выходя оттуда, отрясите прах от ног ваших, во свидетельство на них. Истинно говорю вам: отраднее будет Содому и Гоморре в день суда, нежели тому городу” (Марк 6, 11). - Как это по-евангельски!..

“А кто соблазнит одного из малых сих, верующих в Меня, тому лучше было бы, если бы повесили ему жерновный камень на шею и бросили его в море” (Марк 9, 42). - Как это по-евангельски!..

“И если глаз твой соблазняет тебя, вырви его: лучше тебе с одним глазом войти в Царствие Божие, нежели с двумя глазами быть ввержену в геенну огненную, где червь их не умирает и огонь не угасает” (Марк 9,47). - Не глаз только здесь подразумевается...

“И сказал им: истинно говорю вам: есть некоторые из стоящих здесь, которые не вкусят смерти, как уже увидят Царствие Божие, пришедшее в силе” (Марк 9, 1). - Хорошо солгал, лев.

“Кто хочет идти за Мною, отвергнись себя, и возьми крест свой, и следуй за Мною. Ибо...” (Примечание психолога. Христианская мораль опровергается этим “ибо”: опровергать её “основы” - это по-христиански) (Марк 8, 34). -

“Не судите, да не судимы будете. Какою мерою мерите, такою и вам будут мерить” (Матф. 7, 1). - Какое понятие о справедливости, о “праведном судии!..”

“Ибо, если вы будете любить любящих вас, какая вам награда? Не то же ли делают и мытари? И если вы приветствуете только братьев ваших, что особенного делаете? Не так же ли поступают и мытари?” (Матф. 5, 46). - Принцип “христианской любви”: она хочет быть в конце концов хорошо оплаченной...

“А если не будете прощать людям согрешений их, то и Отец ваш не простит вам согрешений ваших” (Матф. 6, 15). - Очень компрометирует вышеназванного “Отца”…

“Ищите же прежде Царства Божия и правды Его, и это всё приложится вам” (Матф. 6, 33). - Всё это: т. е. пища, одежда, все насущные потребности жизни. Заблуждение, скромно выражаясь... Незадолго перед этим Бог является портным, по крайней мере в известных случаях...

“Возрадуйтесь в тот день и возвеселитесь, ибо велика вам награда на небесах. Так поступали с пророками отцы их” (Лука 6, 23). - Бесстыдное отродье! Они сравнивают себя уже с пророками!..

“Разве не знаете, что вы храм Божий, и Дух Божий живёт в вас? Если кто разорит храм Божий, того покарает Бог, ибо храм Божий свят; а этот храм - вы” (Павел 1 к Коринф. 3, 16). - Для подобного нет достаточной меры презрения...

“Разве не знаете, что святые будут судить мир? Если же вами будет судим мир, то неужели вы недостойны судить маловажные дела?” (Павел 1 к Коринф. 6, 2). К сожалению, не только речь сумасшедшего... Этот ужасный лжец продолжает: “разве не знаете, что мы будем судить ангелов, не тем ли более дела житейские!..”

“Не обратил ли Бог мудрость мира сего в безумие? Ибо когда мир своею мудростью не познал Бога в премудрости Божией, то благоугодно было Богу юродством проповеди спасти верующих... не много из вас мудрых по плоти, не много сильных, не много благородных. Но Бог избрал немудрое мира, чтобы посрамить мудрых, и немощное мира избрал Бог, чтобы посрамить сильное; и незнатное мира и уничиженное и ничего не значащее избрал Бог, чтобы упразднить значащее, - для того, чтобы никакая плоть не хвалилась перед Богом” (Павел I к Коринф. 1, 20 и далее). - Чтобы понять это место - перворазрядное свидетельство для психологии всякой морали чандалы, нужно прочесть первое рассмотрение моей “Генеалогии морали”: там впервые выведена на свет противоположность аристократической морали и морали чандалы, родившейся из ressentiment и бессильной мести. Павел был величайшим из всех апостолов мести...

46
- Что из этого следует? То, что хорошо делают, если надевают перчатки при чтении Нового Завета. Близость такой массы нечистоплотности почти вынуждает к этому. Мы так же мало желали бы общения с “первыми христианами”, как и с польскими евреями, - не потому, чтобы мы имели что-нибудь против них: те и другие нехорошо пахнут. - Напрасно высматривал я в Новом Завете хотя бы одну симпатичную черту: там нет ничего, что можно бы было назвать свободным, добрым, откровенным, честным. Человечность не сделала здесь ещё и своего первого шага, - недостает инстинктов чистоплотности... В Новом Завете только дурные инстинкты, и даже нет мужества к этим дурным инстинктам. Сплошная трусость, сплошное закрывание глаз и самообман. Всякая книга кажется чистоплотной, если её читать вслед за Новым Заветом; так, например, непосредственно после Павла я читал с восхищением того прелестного, задорного насмешника Петрония, о котором можно было бы сказать то же, что Доменико Боккачио написал герцогу Парма о Чезаре Борджа: “e tutto festo” - бессмертно здоровый, бессмертно весёлый и удачливый... Эти маленькие ханжи просчитываются как раз в главном. Они нападают, но всё то, на что они нападают, тем самым получает отличие. На кого нападает “первый христианин”, тот не бывает этим замаран... Напротив: есть некоторая честь иметь против себя “первых христиан”. Читая Новый Завет, отдаёшь предпочтение всему, что он третирует, не говоря уже о “мудрости мира сего”, которую дерзкий враль напрасно пытается посрамить “юродливой проповедью”... Даже фарисеи и книжники выигрывают от таких противников: должно же быть в них что-нибудь ценное, если их так неприлично ненавидят. Лицемерие, вот упрёк, который смели бросить “первые христиане”! Достаточно того, что это были привилегированные, - ненависть чандалы не нуждается в других основаниях. “Первый христианин” - я боюсь, что и “последний”, которого, может быть, я ещё переживу, - по самым низменным инстинктам есть бунтовщик против всего привилегированного, - он живёт, он борется всегда за “равные права”... Если приглядеться, то он не имеет иного выбора. Если хотят быть в собственном лице “избранниками Бога”, или “храмом Божьим”, или “судьёю ангелов”, то всякий другой принцип выбора, например принцип правдивости, ума, мужественности и гордости, красоты и свободы сердца, попросту “мира”, - есть уже зло само по себе... Мораль: каждое слово в устах “первого христианина” есть ложь, каждый поступок, совершаемый им, есть инстинктивная ложь, - все его ценности, все его цели вредны, но кого он ненавидит, что он ненавидит, то имеет ценность... Христианин, христианский священник в особенности, есть критерий ценностей... Нужно ли говорить ещё, что во всём Новом Завете встречается только единственная фигура, достойная уважения? Пилат, римский правитель. Он не может принудить себя к тому, чтобы принять всерьёз спор иудеев. Одним евреем больше или меньше - что за важность?.. Благородная насмешка римлянина, перед которым происходит бесстыдное злоупотребление словом “истина”, обогатила Новый Завет новым выражением, которое имеет цену, которое само по себе есть его критика, его отрицание: “что есть истина!..”

47-49

47
- Не то отличает нас от других, что мы не находим Бога ни в истории, ни в природе, ни за природой, но то, что мы почитаемое за Бога чувствуем не как “божественное”, но как жалкое, абсурдное, вредное - не как заблуждение только, но как преступление перед жизнью... Мы отрицаем Бога как Бога... Если бы нам доказали этого Бога христиан, мы ещё менее сумели бы поверить в него. - По формуле: deus, qualem Paulus creavit, dei negatio. Религия, которая, подобно христианству, не соприкасается с действительностью ни в одном пункте, которая падает тотчас, стоит только действительности предъявить свои права хоть в одном пункте, - по справедливости должна быть смертельно враждебна “мудрости мира”, другими словами, науке, - для неё будут хороши все средства, которыми можно отравить, оклеветать, обесславить дисциплину духа, ясность и строгость в вопросах совести, духовное благородство и свободу. “Вера”, как императив, есть veto против науки, in praxi ложь во что бы то ни стало... Павел понял, что ложь, что “вера” была необходима; церковь позже поняла Павла. - Тот “Бог”, которого изобрёл Павел, Бог, который позорит “мудрость мира” (т. е. собственно двух великих врагов всякого суеверия, филологию и медицину), - это поистине только смелое решение самого Павла назвать “Богом” свою собственную волю, thora, - это сугубо иудейское. Павел хочет позорить “мудрость мира”; его враги - это хорошие филологи и врачи александрийской выучки, - им объявляет он войну. Действительно, филолог и врач не может не быть в то же время и антихристианином. Филолог смотрит позади “священных книг”, врач позади физиологической негодности типичного христианина. Врач говорит: “неизлечимый”, филолог: “шарлатан”...

48
- Поняли ли собственно знаменитую историю, которая помещена в начале Библии, - историю об адском страхе Бога перед наукой?.. Её не поняли. Эта жреческая книга par excellence начинается, как и следовало ожидать, великим внутренним затруднением жреца: он имеет только одну великую опасность, следовательно, Бог имеет только одну великую опасность. -

Ветхий Бог, “дух” всецело, настоящий верховный жрец, истинное совершенство, прогуливается в своём саду: беда только, что он скучает. Против скуки даже и боги борются тщетно. Что же он делает? Он изобретает человека: человек занимателен... Но что это? и человек также скучает. Безгранично милосердие Божье к тому единственному бедствию, от которого не свободен ни один рай: Бог тотчас же создал ещё и других животных. Первый промах Бога: человек не нашёл животных занимательными, - он возгосподствовал над ними, он не пожелал быть “животным”. - Вследствие этого Бог создал женщину. И действительно, со скукой было покончено, - но с другим ещё нет! Женщина была вторым промахом Бога. - “Женщина по своему существу змея, Heva”, - это знает всякий жрец; “от женщины происходит в мире всякое несчастье”, - это также знает всякий жрец. “Следовательно, от неё идёт и наука”... Только через женщину человек научился вкушать от древа познания. - Что же случилось? Ветхого Бога охватил адский страх. Сам человек сделался величайшим промахом Бога, он создал в нём себе соперника: наука делает равным Богу, - приходит конец жрецам и богам, когда человек начинает познавать науку! - Мораль: наука есть нечто запрещённое само по себе, она одна запрещена. Наука - это первый грех, зерно всех грехов, первородный грех. Только это одно и есть мораль. - “Ты не должен познавать”; остальное всё вытекает из этого. - Адский страх не препятствует Богу быть благоразумным. Как защищаться от науки? - это сделалось надолго его главной проблемой. Ответ: прочь человека из рая! Счастье, праздность наводит на мысли - все мысли суть скверные мысли... Человек не должен думать. - И “жрец в себе” изобретает нужду, смерть, беременность с её опасностью для жизни, всякого рода бедствия, старость, тяготу жизни, а прежде всего болезнь - все верные средства в борьбе с наукой! Нужда не позволяет человеку думать... И всё-таки! ужасно! Дело познания воздвигается, возвышаясь до небес, затемняя богов, - что делать? - Ветхий Бог изобретает войну, он разъединяет народы, он делает так, что люди взаимно истребляют друг друга (- жрецам всегда была необходима война...). Война наряду с другим - великая помеха науке! - Невероятно! Познание, эмансипация от жреца даже возрастает, несмотря на войну. - И вот последнее решение приходит ветхому Богу: “человек познал науку, - ничто не помогает, нужно его утопить!”...

49
- Я понят. Начало Библии содержит всю психологию жреца. - Жрец знает только одну великую опасность - науку: здоровое понятие о причине и действии. Но наука в целом преуспевает только при счастливых обстоятельствах: нужно иметь избыток времени и духа, чтобы “познавать”... Следовательно, нужно человека сделать несчастным: это всегда было логикой жреца. - Можно уже угадать, что, сообразно этой логике, теперь явилось на свет: “грех”... Понятие о вине и наказании, весь “нравственный миропорядок” изобретён против науки, против освобождения человека от жреца... Человек не должен смотреть вне себя, он должен смотреть внутрь себя: он не должен смотреть на вещи умно и предусмотрительно, как изучающий; он вообще не должен смотреть: он должен страдать... И он должен так страдать, чтобы ему всегда был необходим жрец. - Прочь, врачи! Нужен Спаситель. - Чтобы разрушить в человеке чувство причинности, изобретаются понятия о вине и наказании, включая учение о “милости”, об “искуплении”, о “прощении” (насквозь лживые понятия без всякой психологической реальности): всё это покушение на понятия причины и действия! - И покушение не при помощи кулака или ножа или откровенности в любви и ненависти! Но из самых трусливых, самых хитрых, самых низменных инстинктов! Покушение жреца! Покушение паразита! Вампиризм бледных подземных кровопийц!.. Если естественные следствия перестают быть естественными, но мыслятся как обусловленные призрачными понятиями суеверия (“Бог”, “дух”, “душа”), как “моральные” следствия, как награда, наказание, намёк, средство воспитания, - этим уничтожаются необходимые условия познания - над человечеством совершается величайшее преступление. - Грех - это форма саморастления человека par excellence, - как уже было сказано, изобретён для того, чтобы сделать невозможной пауку, культуру, всякое возвышение и облагорожение человека; жрец господствует, благодаря изобретению греха.

50-53

50
- Я не обойду здесь молчанием психологию “веры”, “верующих”, именно для пользы самих “верующих”. Если теперь ещё нет недостатка в таких, которые не знают, насколько неприлично быть “верующим”, или что это служит признаком decadence, искалеченной воли к жизни, то завтра они уже будут знать это. Мой голос достигает и тугих на ухо. - Кажется, если только я не ослышался, у христиан существует критерий истины, который называется “доказательство от силы”. “Вера делает блаженным: следовательно, она истинна”. - Можно бы было возразить, что блаженство здесь не доказывается, а только обещается; блаженство обусловливается “верой”; должен сделаться блаженным, потому что веришь... Но чем доказывается, что действительно наступает то, что жрец обещает верующему как “потустороннее”, недоступное для всякого контроля? - Таким образом, мнимое “доказательство от силы” в основе есть опять-таки только вера в то, что явится действие, обещанное верой. По формуле: “я верю, что вера делает блаженным, - следовательно, она истинна”. - Но мы подошли к концу. Это “следовательно” было бы absurdum, как критерий истины. - Однако если мы предположим, с некоторой снисходительностью, что доставление блаженства доказывается верой (не только как желаемое, не только как нечто обещаемое подозрительными устами жреца), - то всё же было ли блаженство - выражаясь технически, удовольствие - когда-нибудь доказательством истины? Так мало, что оно почти даёт доказательство противоположного; во всяком случае, если чувство удовольствия вмешивается в обсуждение вопроса “что есть истина?”, то возникает огромное подозрение относительно истины. “Удовольствие” как доказательство есть только доказательство “удовольствия” - не более. Откуда имеем мы право утверждать, что именно истинные суждения доставляют более удовольствия, чем ложные, и что, в силу предустановленной гармонии, они необходимо влекут за собой приятные чувства? - Опыт всех строгих и глубоких умов учит нас обратному. Каждый шаг в сторону истины надо было отвоёвывать, нужно было за него пожертвовать всем, чем питается наше сердце, наша любовь, наше доверие к жизни. Для этого нужно величие души. Служение истине есть самое суровое служение. - Что значит быть честным в духовных вещах? Быть строгим к своему сердцу, презирать “прекрасные чувства”, из всякого Да и Нет делать вопросы совести!.. Вера делает блаженным: следовательно, она лжёт!..

51
Что вера при известных обстоятельствах делает блаженным, что блаженство из навязчивой идеи ещё не делает истинной идеи, что вера не двигает горами, но скорее нагромождает горы, где их совсем нет, - это в достаточной мере можно выяснить, пройдясь по сумасшедшему дому. Конечно, не жрецу, ибо жрец из инстинкта отрицает, что болезнь есть болезнь, что сумасшедший дом есть сумасшедший дом. Христианство нуждается в болезни почти в такой же мере, как Греция нуждалась в избытке здоровья: делать больным - это собственно задняя мысль всей той системы, которую церковь предлагает в видах спасения. И не является ли сама церковь - в последнем идеале католическим сумасшедшим домом? - И сама земля вообще не сумасшедший ли дом? - Религиозный человек, каким его хочет церковь, - есть типичный decadent; время, когда религиозный кризис господствует над народом, всегда отмечается нервными эпидемиями; “внутренний мир” религиозного человека так похож на внутренний мир перевозбуждённых и истощённых, что их можно смешать друг с другом. “Высшие состояния”, которые христианство навязало человечеству как ценность всех ценностей, - это эпилептоидные формы. Церковь причисляла к лику святых только сумасшедших или великих обманщиков in majorem dei honorem... Я позволил себе однажды охарактеризовать весь христианский training раскаяния и спасения (который теперь лучше всего можно изучить в Англии), как методически воспитываемую folie circulaire, само собой разумеется, на почве к тому уже подготовленной, т. е. глубоко болезненной. Не всякий может сделаться христианином: в христианство не “обращаются”, - для этого должно сделаться больным... Мы, другие, имеющие мужество к здоровью и также к презрению, как можем мы не презирать религию, которая учила пренебрегать телом! которая не хочет освободиться от предрассудка о душе! которая из недостаточного питания делает “заслугу”! которая борется со здоровым, как с врагом, дьяволом, искушением! которая убедила себя, что можно влачить “совершенную душу” в теле, подобном трупу, и при этом имела надобность создать себе новое понятие о “совершенстве”, нечто бледное, болезненное, идиотски-мечтательное, так называемую святость; святость - просто ряд симптомов обедневшего, энервирующего, неисцелимого испорченного тела!.. Христианское движение, как европейское движение, с самого начала есть общее движение всего негодного и вырождающегося, которое с христианством хочет приобрести власть. Христианское движение не выражает упадка расы, но оно есть агрегат, образовавшийся из тяготеющих друг к другу форм decadence. Не развращённость древности, благородной древности, сделала возможным христианство, как это думают. Учёный идиотизм, который и теперь ещё утверждает нечто подобное, заслуживает самого резкого опровержения. В то время, как христианизировались во всей империи больные, испорченные слои чандалы, существовал как раз противоположный тип, благородство в самом его красивом и зрелом образе. Но численность получила господство; демократизм христианских инстинктов победил... Христианство не было национальным, не обусловливалось расой. Оно обращалось ко всем обездоленным жизнью, оно имело своих союзников повсюду. Христианство, опираясь на rancune больных, обратило инстинкт против здоровых, против здоровья. Всё удачливое, гордое, смелое, красота прежде всего, болезненно поражает его слух и зрение. Ещё раз вспоминаю я неоценимые слова Павла: “Бог избрал немощное мира, немудрое мира, незнатное мира, уничиженное мира”: это была та формула, in hoc signo которой победил decadence. - Бог на кресте - неужели ещё до сих пор не понята ужасная подоплёка этого символа? Всё, что страдает, что на кресте, - божественно... Мы все на кресте, следовательно, мы божественны... Мы одни божественны... Христианство было победой, более благородное погибло в нём, до сих пор христианство было величайшим несчастьем человечества...

52
Христианство стоит в противоречии также со всякой духовной удачливостью, оно нуждается только в больном разуме, как христианском разуме, оно берёт сторону всякого идиотизма, оно изрекает проклятие против “духа”, против superbia здорового духа. Так как болезнь относится к сущности христианства, то и типически христианское состояние, “вера”, - должно быть также формой болезни, все прямые честные, научные пути к познанию должны быть также отвергаемы церковью как пути запрещённые. Сомнение есть уже грех... Совершенное отсутствие психологической чистоплотности, обнаруживающееся во взгляде священника, есть проявление decadence. Можно наблюдать на истерических женщинах и рахитичных детях, сколь закономерным выражением decadence является инстинктивная лживость, удовольствие лгать, чтобы лгать, неспособность к прямым взглядам и поступкам. “Верой” называется нежелание знать истину. Ханжа, священник обоих полов, фальшив, потому что он болен: его инстинкт требует того, чтобы истина нигде и ни в чем не предъявляла своих прав. “Что делает больным, есть благо, что исходит из полноты, из избытка, из власти, то зло” - так чувствует верующий. Непроизвольность во лжи - по этому признаку я угадываю каждого теолога по призванию - Другой признак теолога - это его неспособность к филологии. Под филологией здесь нужно подразумевать искусство хорошо читать, конечно, в очень широком смысле слова, искусство вычитывать факты, не искажая их толкованиями, не теряя осторожности, терпения, тонкости в стремлении к пониманию. Филология как Ephexis в толковании: идет ли дело о книгах, о газетных новостях, о судьбах и состоянии погоды, - не говоря о “спасении души”... Теолог, все равно в Берлине или Риме, толкует ли он “Писание” или переживание, как, например, победу отечественного войска в высшем освещении псалмов Давида, всегда настолько смел, что филолог при этом готов лезть па стену. Да и что ему делать, когда ханжи и иные коровы из Швабии свою жалкую серую жизнь, свое затхлое существование с помощью “перста Божия” обращают в “чудо милости”, “промысел”, “спасение”! Самая скромная доза ума, чтобы не сказать приличия, должна была бы привести этих толкователей к тому, чтобы они убедились, сколько вполне ребяческого и недостойного в подобном злоупотреблении божественным перстом. Со столь же малой дозой истинного благочестия мы должны бы были признать вполне абсурдным такого Бога, который лечит нас от насморка или подает нам карету в тот момент, когда разражается сильный дождь, и, если бы он даже существовал, его следовало бы упразднить. Бог как слуга, как почтальон, как календарь, - в сущности, это только слово для обозначения всякого рода глупейших случайностей. “Божественное Провидение”, в которое теперь еще верит приблизительно каждый третий человек в “образованной” Германии, было бы таким возражением против Бога, сильнее которого нельзя и придумать. И во всяком случае оно есть возражение против немцев!..

53
- Что мученичество может служить доказательством истины чего-либо, - в этом так мало правды, что я готов отрицать, чтобы мученик вообще имел какое-нибудь отношение к истине. Уже в тоне, которым мученик навязывает миру то, что считает он истинным, выражается такая низкая степень интеллектуальной честности, такая тупость в вопросе об истине, что он никогда не нуждается в опровержении. Истина не есть что-нибудь такое, что мог бы иметь один, а не иметь другой: так могли думать об истине только мужики или апостолы из мужиков вроде Лютера. Можно быть уверенным, что сообразно со степенью совестливости в вопросах духа всё более увеличивается скромность, осторожность относительно этих вещей. Знать немногое, а всё остальное осторожно отстранять для того, чтобы познавать дальше... “Истина”, как это слово понимает каждый пророк, каждый сектант, каждый свободный дух, каждый социалист, каждый церковник, - есть совершенное доказательство того, что здесь нет ещё и начала той дисциплины духа и самопреодоления, которое необходимо для отыскания какой-нибудь маленькой, совсем крошечной ещё истины. Смерти мучеников, мимоходом говоря, были большим несчастьем в истории: они соблазняли... Умозаключение всех идиотов, включая сюда женщин и простонародье, таково, что то дело, за которое кто-нибудь идёт на смерть (или даже которое порождает эпидемию стремления к смерти, как это было с первым христианством), имеет за себя что-нибудь, - такое умозаключение было огромным тормозом исследованию, духу исследования и осмотрительности. Мученики вредили истине. Даже и в настоящее время достаточно только жестокости в преследовании, чтобы создать почтенное имя самому никчемному сектантству. - Как? разве изменяется вещь в своей ценности только от того, что за неё кто-нибудь кладёт свою жизнь? - Заблуждение, сделавшееся почтенным, есть заблуждение, обладающее лишним очарованием соблазна, - не думаете ли вы, господа теологи, что мы дадим вам повод сделаться мучениками из-за вашей лжи? - Опровергают вещь, откладывая её почтительно в долгий ящик; так же опровергают и теологов. Всемирио-исторической глупостью всех преследователей и было именно то, что они придавали делу своих противников вид почтенности, одаряя её блеском мученичества... До сих пор женщина стоит на коленях перед заблуждением, потому что ей сказали, что кто-то за него умер на кресте. Разве же крест аргумент? Но относительно всего этого только один сказал то слово, в котором нуждались в продолжение тысячелетий, - Заратустра.

Знаками крови писали они на пути, по которому они шли, и их безумие учило, что кровью свидетельствуется истина.

Но кровь - самый худший свидетель истины; кровь отравляет самое чистое учение до степени безумия и ненависти сердец.

А если кто и идёт на огонь из-за своего учения - что же это доказывает! Поистине, совсем другое дело, когда из собственного горения исходит собственное учение [II, 350] [II 66].

54-56

54
Пусть не заблуждаются: великие умы - скептики. Заратустра - скептик. Крепость, свобода, вытекающие из духовной силы и её избытка, доказываются скептицизмом. Люди убеждения совсем не входят в рассмотрение всего основного в ценностях и отсутствии таковых. Убеждение - это тюрьма. При нём не видишь достаточно далеко вокруг, не видишь под собой: а между тем, чтобы осмелиться говорить о ценностях и неценностях, нужно оставить под собой, за собой пятьсот убеждений... Дух, который хочет великого, который хочет также иметь и средства для этого великого, по необходимости будет скептик. Свобода от всякого рода убеждений - это сила, это способность смотреть свободно... Великая страсть, основание и сила бытия духа ещё яснее, ещё деспотичнее, чем сам дух, пользуется всецело его интеллектом: она заставляет его поступать, не сомневаясь; она даёт ему мужество даже к недозволенным средствам; она разрешает ему при известных обстоятельствах и убеждения. Убеждение как средство: многого можно достигнуть только при посредстве убеждения. Великая страсть может пользоваться убеждениями, может их использовать, но она не подчиняется им - она считает себя суверенной. - Наоборот: потребность в вере, в каком-нибудь безусловном Да или Нет, в карлейлизме, если позволительно так выразиться, - есть потребность слабости. Человек веры, “верующий” всякого рода, - по необходимости человек зависимый, - такой, который не может полагать себя как цель и вообще полагать цели, опираясь на себя. “Верующий” принадлежит не себе, он может быть только средством, он должен быть использован, он нуждается в ком-нибудь, кто бы его использовал. Его инстинкт чтит выше всего мораль самоотвержения; всё склоняет его к ней: его благоразумие, его опыт, его тщеславие. Всякого рода вера есть сама выражение самоотвержения, самоотчуждения... Пусть взвесят, как необходимо большинству что-нибудь регулирующее, что связывало бы их и укрепляло внешним образом, как принуждение, как рабство в высшем значении этого слова, - единственное и последнее условие, при котором преуспевает слабовольный человек, особенно женщина, - тогда поймут, что такое убеждение, “вера”. Человек убеждения имеет в этом убеждении свою опору. Не видеть многого, ни в чём не быть непосредственным, быть насквозь пропитанным духом партии, иметь строгую и неуклонную оптику относительно всех ценностей - всё это обусловливает вообще существование такого рода людей. Но тем самым этот род становится антагонистом правдивости, - истины... Верующий не волен относиться по совести к вопросу об “истинном” и “неистинном”; сделайся он честным в этом пункте, это тотчас повело бы его к гибели. Патологическая обусловленность его оптики из убеждённого человека делает фанатика - Савонаролу, Лютера, Руссо, Робеспьера, Сен-Симона, - тип, противоположный сильному, ставшему свободным духу. Но величавая поза этих больных умов, этих умственных эпилептиков, действует на массу, - фанатики живописны; человечество предпочитает смотреть на жесты, чем слушать доводы...

55
- Ещё один шаг в психологию убеждения, “веры”. Давно уже меня интересовал вопрос, не являются ли убеждения более опасными врагами истины, чем ложь. (“Человеческое слишком человеческое” афоризмы 54 и 483.) На этот раз я ставлю решающий вопрос: существует ли вообще противоположение между ложью и убеждением? - Весь мир верит в это; но чему только не верит весь мир! - Всякое убеждение имеет свою историю, свои предварительные формы, свои попытки и заблуждения: оно становится убеждением после того, как долгое время не было им и ещё более долгое время едва им было. Как? неужели и под этими эмбриональными формами убеждения не могла скрываться ложь? - Иногда необходима только перемена личностей: в сыне делается убеждением то, что в отце было ещё ложью. - Ложью я называю: не желать видеть того, что видят, не желать видеть так, как видят, - неважно, при свидетелях или без свидетелей ложь имеет место. Самый обыкновенный род лжи тот, когда обманывают самих себя: обман других есть относительно уже исключительный случай. - В настоящее время это нежелание видеть то, что видят, и нежелание видеть так, как видят, есть почти первое условие для всех партийных в каком бы то ни было смысле: человек партии по необходимости лжец. Немецкая историография, например, убеждена, что Рим был деспотизмом, что германцы принесли в мир дух свободы: какое различие между этим убеждением и ложью? Следует ли удивляться тому, что инстинктивно все партии, равно как и немецкие историки, изрекают великие слова морали, что мораль чуть ли не потому ещё продолжает существовать, что всякого рода человек партии нуждается в ней ежеминутно? - “Это наше убеждение: мы исповедуем его перед всем миром, мы живём и умираем за него - почтение перед всем, что имеет убеждение”. - Нечто подобное слышал я даже из уст антисемитов. Напротив, господа! Антисемит совсем не будет оттого приличнее, что он лжёт по принципу. Священники, которые в таких вещах тоньше и очень хорошо понимают возражение, лежащее в понятии убеждения, т. е. обоснованной, ввиду известных целей, лжи, позаимствовали от евреев благоразумие, подставивши сюда понятие “Бог”, “воля Божья”, “откровение Божье”. Кант со своим категорическим императивом был на том же пути: в этом пункте его разум сделался практическим. - Есть вопросы, в которых человеку не предоставлено решение отосительно истинности их или неистинности: все высшие вопросы, все высшие проблемы ценностей находятся по ту сторону человеческого разума... Коснуться границ разума - вот это прежде всего и есть философия... Для чего дал Бог человеку откровение? Разве Бог сделал что-нибудь лишнее? Человек не может знать сам собою, что есть добро и что зло, поэтому научил его Бог своей воле... Мораль: священник не лжёт, - в тех вещах, о которых говорят священники, нет вопросов об “истинном и ложном”, эти вещи совсем не позволяют лгать. Ибо, чтобы лгать, нужно быть в состоянии решать, что здесь истинно. Но этого как раз человек не может; священник здесь только рупор Бога. Такой жреческий силлогизм не является только еврейским или христианским: право на ложь и на благоразумие “откровения” принадлежит жрецу в его типе, будь то жрецы decadence или жрецы язычества. (Язычники - это все те из относящихся к жизни положительно, для которых Бог служит выражением великого Да по отношению ко всем вещам.) - “Закон”, “воля Божья”, “священная книга”, “боговдохновение” - всё это только слова для обозначения условий, при которых жрец идёт к власти, которыми он поддерживает свою власть - эти понятия лежат в основании всех жреческих организаций, всех жреческих и жреческо-философских проявлений господства. “Святая ложь” обща Конфуцию, книге законов Ману, Магомету, христианской церкви; в ней нет недостатка и у Платона. “Истина здесь” - эти слова, где бы они ни слышались, означают: жрец лжёт.

56
- В конце концов, мы подходим к тому, с какою целью лгут. Что христианству недостаёт “святых” целей, это моё возражение против его средств. У него только дурные цели: отравление, оклеветание, отрицание жизни, презрение тела, уничижение и саморастление человека через понятие греха, - следовательно, также дурны и его средства. - Совершенно с противоположным чувством я читаю книгу законов Ману, произведение, несравненное в духовном отношении; даже назвать его на одном дыхании с Библией было бы грехом против духа. И понятно, почему: оно имеет за собой, “в” себе действительную философию, а не только зловонный иудаин с его раввинизмом и суевериями, наоборот, оно кое-что даёт даже самому избалованному психологу. Нельзя забывать главного - основного отличия этой книги от всякого рода Библии: знатные сословия, философы и воины при её помощи держат в руках массы: повсюду благородные ценности, чувство совершенства, утверждение жизни, торжествующее чувство благосостояния по отношению к себе и к жизни, солнечный свет разлит на всей книге. - Все вещи, на которые христианство испускает свою бездонную пошлость, как, например, зачатие, женщина, брак, здесь трактуются серьёзно, с почтением, любовью и доверием. Как можно давать в руки детей или женщин книгу, которая содержит такие гнусные слова: “во избежание блуда каждый имей свою жену, и каждая имей своего мужа... лучше вступить в брак, нежели разжигаться?” И можно ли быть христианином, коль скоро понятием об immaculata conceptio самое происхождение человека охристианивается, т. е. загрязняется?.. Я не знаю ни одной книги, где о женщине сказано бы было так много нежных и благожелательных вещей, как в книге законов Ману; эти старые седобородые святые обладают таким искусством вежливости по отношению к женщинам, как, может быть, никто другой. “Уста женщины, - говорится в одном месте, - грудь девушки, молитва ребёнка, дым жертвы всегда чисты”. В другом месте: “нет ничего более чистого, чем свет солнца, тень коровы, воздух, вода, огонь и дыхание девушки”. Далее следует, быть может, святая ложь: “все отверстия тела выше пупка - чисты, все ниже лежащие - нечисты; только у девушки всё тело чисто”.

57-59

57
Если цель христианства сопоставить с целью законов Ману, если наилучшим образом осветить эту величайшую противоположность целей, то нечестивость христианских средств можно поймать in fragranti. Критик христианства не может избежать того, чтобы не выставить христианства заслуживающим презрения. Книга законов, вроде законов Ману, имеет такое же происхождение, как и всякая хорошая книга законов: она резюмирует опыт, благоразумие и экспериментальную мораль столетий, она подводит черту, но не творит ничего. Предпосылкой к кодификации такого рода является то, что средства создать авторитет истине, медленно и дорогой ценой завоеванной, совершенно отличны от тех средств, которыми она доказывается. Книга законов никогда не говорит о пользе, об основаниях, о казуистике в предварительной истории закона: именно благодаря этому она лишилась бы того императивного тона, того “ты должен”, которое является необходимым условием для повиновения. В этом-то и заключается проблема. - В определённый момент развития народа его глубокий, всеохватывающий опыт, - сообразно с которым он должен, т. е., собственно говоря, может жить, - является законченным. Его цель сводится к тому, чтобы собрать возможно полную и богатую жатву с времён эксперимента и отрицательного опыта. Следовательно, прежде всего теперь нужно остерегаться дальнейшего экспериментирования, дальнейшей эволюции ценностей, уходящего в бесконечность исследования, выбора, критики ценностей. Всему этому противопоставляется двойная стена: во-первых, откровение, т. е. утверждение, что разум тех законов не человеческого происхождения, что он не есть результат медленного изыскания, сопровождаемого ошибками, но, как имеющий божественное происхождение, он был только сообщён уже в совершенном виде, без истории, как дар, как чудо... Во-вторых, традиция, т. е. утверждение, что закон уже с древнейших времен существовал, что сомневаться в этом было бы нечестиво и преступно по отношению к предкам. Авторитет закона покоится на тезисах: Бог это дал, предки это пережили. Высший разум подобного процесса заключается в намерении оттеснить шаг за шагом сознание от жизни, признаваемой за правильную (т. е. доказанную огромным и тонко просеянным опытом), чтобы достигнуть таким образом полного автоматизма инстинкта, - это предпосылки ко всякого рода мастерству, ко всякого рода совершенству в искусстве жизни. Составить книгу законов по образцу Ману - значит признать за народом мастера, признать, что он может претендовать на обладание высшим искусством жизни. Для этого она должна быть создана бессознательно: в этом цель всякой священной лжи. - Порядок каст, высший господствующий закон, есть только санкция естественного порядка, естественная законность первого ранга, над которой не имеет силы никакой произвол, никакая “современная идея”. В каждом здоровом обществе выступают, обусловливая друг друга, три физиологически разнопритягательных типа, из которых каждый имеет свою собственную гигиену, свою собственную область труда, особый род чувства совершенства и мастерства. Природа, а не Ману отделяет одних - по преимуществу сильных духом, других - по преимуществу сильных мускулами и темпераментом и третьих, не выдающихся ни тем, ни другим - посредственных: последние, как большинство, первые, как элита. Высшая каста - я называю её кастой немногих - имеет, будучи совершенной, также и преимущества немногих: это значит - быть земными представителями счастья, красоты, доброты. Только наиболее одарённые духовно люди имеют разрешение на красоту, на прекрасное; только у них доброта не есть слабость. Pulchrum est paucorum hominum: доброе есть преимущество. Ничто так не возбраняется им, как дурные манеры, или пессимистический взгляд, глаз, который всё видит в дурном свете, или даже негодование на общую картину мира. Негодование - это преимущество чандалы; также и пессимизм. “Мир совершенен” - так говорит инстинкт духовно одарённых, инстинкт, утверждающий жизнь: “несовершенство, всё, что стоит ниже нас, дистанция, пафос дистанции, сама чандала, - всё принадлежит к этому совершенству”. Духовно одарённые, как самые сильные, находят своё счастье там, где другие нашли бы свою погибель, - в лабиринте, в жестокости к себе и другим, в исканиях; их удовольствие - это самопринуждение; аскетизм делается у них природой, потребностью, инстинктом. Трудную задачу считают они привилегией; играть тяжестями, которые могут раздавить других, - это их отдых... Познание для них форма подвижничества. - Такой род людей более всех достоин почтения - это не исключает того, что они самые весёлые, радушные люди. Они господствуют не потому, что хотят, но потому, что они существуют; им не предоставлена свобода быть вторыми. - Вторые - это стражи права, опекуны порядка и безопасности, это благородные воины, это прежде всего король, как высшая формула воина, судьи и хранителя закона. Вторые - это исполнители сильных духом, их ближайшая среда, то, что берёт на себя всё грубое в господстве) их свита, их правая рука, их лучшие ученики. - Во всём, повторяю, нет ничего произвольного, ничего “деланного”; всё, что нe так, то сделано, - природа там опозорена... Порядок каст, иерархия, только и формулирует высший закон самой жизни; разделение трёх типов необходимо для поддержания общества, для того, чтобы сделать возможными высшие и наивысшие типы, - неравенство прав есть только условие к тому, чтобы вообще существовали права. - Право есть привилегия. Преимущество каждого в особенностях его бытия. Не будем низко оценивать преимущества посредственных. Жизнь, по мере возвышения, всегда становится суровее, - увеличивается холод, увеличивается ответственность. Высокая культура - это пирамида: она может стоять только на широком основании, она имеет, как предпосылку, прежде всего сильную и здоровую посредственность. Ремесло, торговля, земледелие, наука, большая часть искусств, одним словом, всё, что содержится в понятии специальной деятельности, согласуется только с посредственным - в возможностях и желаниях; подобному нет места среди исключений, относящийся сюда инстинкт одинаково противоречил бы как аристократизму, так и анархизму. Чтобы иметь общественную полезность, быть колесом, функцией, для этого должно быть естественное призвание: не общество, а род счастья, к которому способно только большинство, делает из них интеллигентные машины. Для посредственностей быть посредственностью есть счастье; мастерство в одном, специальность - это естественный инстинкт. Было бы совершенно недостойно более глубокого духа в посредственности самой по себе видеть нечто отрицательное. Она есть первая необходимость для того, чтобы существовали исключения: ею обусловливается высокая культура. Если исключительный человек относится к посредственным бережнее, чем к себе и себе подобным, то это для него не вежливость лишь, но просто его обязанность... Кого более всего я ненавижу между теперешней сволочью? Сволочь социалистическую, апостолов чандалы, которые хоронят инстинкт, удовольствие, чувство удовлетворённости рабочего с его малым бытием, - которые делают его завистливым, учат его мести... Нет несправедливости в неравных правах, несправедливость в притязании на “равные” права... Что дурно? Но я уже сказал это: всё, что происходит из слабости, из зависти, из мести. - Анархист и христианин одного происхождения.

58
Конечно, есть различие, с какою целью лгут: для того ли, чтобы поддерживать или чтобы разрушать. Сравним христианина и анархиста: их цель, их инстинкт ведёт только к разрушению. Доказательство этого положения можно вычитать из истории: она представляет его с ужасающей ясностью. Мы только что познакомились с религиозным законодательством, целью которого было “увековечить” великую организацию общества - высшее условие для того, чтобы преуспевала жизнь; христианство нашло свою миссию в том, чтобы положить конец такой организации, потому что в ней преуспевает жизнь. С давно прошедших времён эксперимента и неуверенности разум должен был отложить там свои плоды для дальнейшего пользования, и собранная жатва была так обильна, так совершенна, как только возможно: здесь, наоборот, жатва была отравлена за ночь... То, что составляло aere perennius - imperium Romanum, самая грандиозная форма организации при труднейших условиях, такая форма, какая до сих пор могла быть только достигнута, в сравнении с которой всё прошедшее и последующее есть только кустарничество, тупость, дилетантизм, - из всего этого те святые анархисты сделали себе “благочестие” с целью разрушить “мир”, т. е. imperium Romanum, так, чтобы не осталось камня на камне, пока германцы и прочий сброд не сделались над ним господами... Христианин и анархист: оба decadents, оба не способны действовать иначе, как только разлагая, отравляя, угнетая, высасывая кровь, оба - инстинкт смертельной ненависти против всего, что возвышается, что велико, что имеет прочность, что обещает жизни будущность... Христианство было вампиром imperii Romani; за ночь погубило оно огромное дело римлян - приготовить почву для великой культуры, требующей времени. - Неужели всё ещё этого не понимают? Известная нам imperium Romanum, с которой мы лучше всего знакомимся из истории римских провинций, это замечательнейшее художественное произведение великого стиля, было лишь началом, его строение было рассчитано на тысячелетия, - никогда до сих пор не только не строили так, но даже не мечтали о том, чтобы строить настолько sub specie aeterni! - Эта организация была достаточно крепка, чтобы выдержать скверных императоров: случайность личностей не должна иметь значения в подобных вещах - первый принцип всякой великой архитектуры. Но она не могла устоять прочив самого разрушительного вида разложения - против христианина... Этот потайной червь, который во мраке, тумане и двусмысленности вкрался в каждую отдельную личность и из каждого высосал серьёзное отношение к истине, вообще инстинкт к реальности; эта трусливая, феминистская и слащавая банда, шаг за шагом отчуждая “души” от грандиозного строительства, отчуждала те высокоценные, те мужественно-благородные натуры, которые чувствовали дело Рима как своё собственное дело, свою собственную нешуточность, свою собственную гордость. Пронырство лицемеров, скрытные сборища, такие мрачные понятия, как ад, как жертва невинного, как unio mystica в питии крови, и прежде всего медленно раздуваемый огонь мести, мести чандалы, - вот что стало господствовать над Римом, тот род религии, которому уже Эпикур объявил войну в его зародышевой форме. Читайте Лукреция, чтобы поyять, с чем боролся Эпикур, не с язычеством, но с “христианством”, я хочу сказать, с порчей душ через понятия вины, наказания и бессмертия. - Он боролся с подземными культами, со всем скрытым христианством, - отрицать бессмертие было тогда уже истинным освобождением. - И Эпикур победил, всякий достойный уважения дух в римском государстве был эпикурейцем: но вот явился Павел... Павел, сделавшийся плотью и гением гнева чандалы против Рима, против “мира”, жид, вечный жид par excellence... Он угадал, что при помощи маленького сектантского христианского движения можно зажечь “мировой пожар” в стороне от иудейства, что при помощи символа “Бог на кресте” можно суммировать в одну чудовищную власть всё, лежащее внизу, всё втайне мятежное, всё наследие анархической пропаганды в империи. “Спасение приходит от иудеев”. - Христианство, как формула, чтобы превзойти всякого рода подземные культы, например Осириса, Великой Матери, Митры, и чтобы суммировать их, - в этой догадке и заключается гений Павла. В этом отношении инстинкт его был так верен, что он, беспощадно насилуя истину, вкладывал в уста “Спасителю” своего изобретения те представления религий чандалы, при помощи которых затемнялось сознание; он делал из него нечто такое, что было понятно и жрецу Митры... И вот перед нами момент в Дамаске: он понял, что ему необходима вера в бессмертие, чтобы обесценить “мир”, что понятие “ад” даёт господство над Римом, что “потустороннее” умерщвляет жизнь... Нигилист и христианин (Nihilist und Christ) - это рифмуется, и не только рифмуется...

59
Вся работа античного мира напрасна: у меня нет слов чтобы выразить чудовищность этою. - И принимая в соображение, что эта работа была только предварительной работой, что гранитом его самосознания был заложен лишь фундамент к работе тысячелетий, - весь смысл античного мира напрасен!.. К чему греки? к чему римляне? - Там были уже все предпосылки к научной культуре, все научные методы, было твёрдо поставлено великое несравненное искусство хорошо читать, - эта предпосылка к традиции культуры, к единству науки; естествознание в союзе с математикой и механикой было на наилучшем пути, - понимание фактов, последнее и самое ценное из всех пониманий, имело свои школы, имело уже столетия традиций! Понятно ли это? Всё существенное было найдено, чтобы можно было приступить к работе: методы, повторяю десять раз, это и есть самое существенное, а вместе с тем и самое трудное, то, чему упорнее всего противятся привычки и леность. Все дурные христианские инстинкты сидят ещё в нас, и нужно было огромное самопринуждение, чтобы завоевать свободный взгляд на реальность, осмотрительность в действии, терпение и серьёзность в самомалейшем, всю честность познания, - и всё это уже было там! было уже более чем два тысячелетия перед этим! Прибавьте сюда ещё тонкий такт и вкус! Не как дрессировка мозга! Не как “немецкое” образование с вульгарными манерами! Но как тело, как жесты, как инстинкт, - одним словом, как реальность! Всё напрасно! За одну лишь ночь стало это только воспоминанием! - Греки! римляне! Благородство инстинкта, вкус, методическое исследование, гений организации и управления, вера, воля к будущему людей, великое утверждение всех вещей, воплотившихся в imperium Romanum, и очевидных для всех чувств, великий стиль, сделавшийся не только искусством, но реальностью, истиной, жизнью... - И всё это завалено не через какую-нибудь внезапную катастрофу! Не растоптано германцами или иными увальнями! Но осквернено хитрыми, тайными, невидимыми малокровными вампирами! Не побеждено - только высосано!.. Скрытая мстительность, маленькая зависть стали господами! Разом поднялось наверх всё жалкое, страдающее само по себе, охваченное дурными чувствами, весь душевный мир гетто!.. Нужно только почитать какого-нибудь христианского агитатора, например св. Августина, чтобы понять, чтобы почувствовать обонянием, какие нечистоплотные существа выступили тогда наверх. Совершенно обманулись бы, если бы предположили недостаток ума у вождей христианского движения: о, они умны, умны до святости, эти господа отцы церкви! Им недостаёт совсем иного. Природа ими пренебрегла, - она забыла уделить им скромное приданое честных, приличных, чистоплотных инстинктов... Между нами будь сказано, это не мужчины... Если ислам презирает христианство, то он тысячу раз прав: предпосылка ислама - мужчины...

60-61

60
Христианство погубило жатву античной культуры, позднее оно погубило жатву культуры ислама. Чудный мавританский культурный мир Испании, в сущности более нам родственный, более говорящий нашим чувствам и вкусу, чем Рим и Греция, был растоптан (- я не говорю, какими ногами). Почему? потому что он обязан своим происхождением благородным мужественным инстинктам, потому что он утверждал жизнь также и в её редких мавританских утончённостях... Крестоносцы позже уничтожали то, перед чем им приличнее было бы лежать во прахе, - культуру, сравнительно с которой даже наш девятнадцатый век является очень бедным, очень “запоздавшим”. - Конечно, они хотели добычи: Восток был богат... Однако смущаться нечего. Крестовые походы были только пиратством высшего порядка, не более того! Немецкое дворянство, в основе своей - дворянство викингов, было, таким образом, в своей стихии: церковь знала слишком хорошо, как ей быть с немецким дворянством... Немецкое дворянство - всегдашние “швейцарцы” церкви, всегда на службе у всех дурных инстинктов церкви, но на хорошем жалованье... Как раз церковь, с помощью немецких мечей, немецкой крови и мужества, вела смертельную войну со всем благородным на земле! В этом пункте сколько наболевших вопросов! Немецкого дворянства почти нет в истории высшей культуры, и можно догадаться почему:христианство, алкоголь - два великих средства разложения... Не может быть выбора между исламом и христианством, так же как между арабом и иудеем. Решение дано, и никто не волен выбирать. Или мы чандала или не чандала... “Война с Римом на ножах! Мир, дружба с исламом”: так чувствовал, так поступал тот великий свободный дух, гений среди немецких императоров, Фридрих Второй. Как? неужели, чтобы прилично чувствовать, немцу нужно быть гением, свободным духом? Я не понимаю, как немец мог когда-нибудь чувствовать по-христиански...

61
Здесь необходимо коснуться воспоминаний, ещё в сто раз более мучительных для немцев. Немцы лишили Европу последней великой культурной жатвы, которую могла собрать Европа, - культуры Ренессанса. Понимают ли наконец, хотят ли понять, что такое был Ренессанс? Переоценка христианских ценностей, попытка доставить победу противоположным ценностям, благородным ценностям, при помощи всех средств, инстинктов, всего гения... До сих пор была только эта великая война, до сих пор не было постановки вопросов более решительной, чем постановка Ренессанса, - мой вопрос есть его вопрос: никогда нападение не было проведено более основательно, прямо, более строго по всему фронту и в центре! Напасть в самом решающем месте, в самом гнезде христианства, здесь возвести на трон благородные ценности, я хочу сказать, возвести их в инстинкты и глубокие потребности и желания там восседающих... Я вижу перед собой возможность совершенно неземного очарования и прелести красок: мне кажется, что она сверкает всем трепетом утончённой красоты, что в ней искусство действует так божественно, так чертовски божественно, что напрасно мы искали бы в течение тысячелетий второй такой возможности; я вижу зрелище, столь полное смысла и вместе с тем удивительно парадоксальное, что все божества Олимпа имели бы в нём повод к бессмертному смеху, - Чезаре Борджа папа... Понимают ли меня?.. Это была бы победа, которой в настоящий момент добиваюсь только я один: тем самым христианство было уничтожено! - Но что случилось? Немецкий монах Лютер пришёл в Рим. Этот монах, со всеми мстительными инстинктами неудавшегося священника, возмутился в Риме против Ренессанса... Вместо того, чтобы с глубокой благодарностью понять то чудовищное, что произошло, - победу над христианством в его гнезде, он лишь питал этим зрелищем свою ненависть. Религиозный человек думает только о себе. - Лютер видел порчу папства, в то время как налицо было противоположное: уже не старая порча, не peccatum originale, не христианство восседало на папском престоле! Но жизнь! Но триумф жизни! Но великое Да всем высоким, прекрасным, дерзновенным видам!.. И Лютер снова восстановил церковь: он напал на неё... Ренессанс - явление без смысла, вечное напрасно. - Ах, эти немцы, чего они уже нам стоили! Напрасно - это всегда было делом немцев. - Реформация, Лейбниц, Кант и так называемая немецкая философия, войны за “свободу”, империя - всякий раз обращается в тщету то, что уже было, чего нельзя уже вернуть назад... Сознаюсь, что это мои враги, эти немцы: я презираю в них всякого рода нечистоплотность понятия и оценки, трусость перед каждым честным Да и Нет. Почти за тысячу лет они все сбили и перепутали, к чему только касались своими пальцами, они имеют на своей совести все половинчатости - три восьминых! - которыми больна Европа, они имеют также на совести самый нечистоплотный род христианства, какой только есть, самый неисцелимый, самый неопровержимый - протестантизм... Если не справятся окончательно с христианством, то немцы будут в этом виноваты...

Music: Cradle of Filth - The Foetus Of A New Day Kicking

tags: религии, записи Die Laughing

tags: религии, записи Die Laughing

Введение в Сатанизм

Современный сатанизм трудно назвать самостоятельной религией. Все сведения
о дьяволе он черпает из христианской традиции. Он не выражает никаких
духовных упований и не обещает спасения. В основном он ритуализирует
протест против христианской морали и различные формы антиобщественного
поведения.
Сатана – вполне реален, однако все стремятся перенести все человеческие
черты на него. Это ли не маразм?
Да, он не материален, но ничто не мешает ему принимать любой вид материи.
Нельзя возводить его в роль некого архетипа и символа. Символы создает сам
человек и отождествляет их он же. То, что вчера было символом благополучия,
завтра будет знаком беды. Суть этого – людская непостоянность. Он Выше
этого и он Вечен.
У каждого свои представления о Сатане:

Для христиан:
Сатана - антипод Бога и Враг Рода человеческого. Лик его – лик чудовища
(монстра). Цель его – вред. Суть его – ложь.

Для его поклонников:
Сатана – Великий Император, Князь Мира и Дьявол Дьяволов, Владыка
Преисподней и Лорд Армии Тьмы, Повелитель Стихий, Двуликий Господин,
Неукротимый Бунтовщик, Мастер Лжи и Источник Мудрости, Великий Разрушитель
и Искусный творец, Хранитель Смерти и Очаг Жизни…
Прекраснейший и Величайший из Ангелов, он воплотил в себе СВЕТ и ТЬМУ,
создав армию из своих последователей и подчинив стихии и силы - Люцифер
стал могущественным противником Бога…

Сатана — это Сила, изменяющая мир, не дающая ему остановиться в своем
развитии. О природе этой Силы делались самые разные предположения, но пока
что ни одно из них не является убедительным. Мы можем только ощущать
действие этой Силы в окружающем мире.
У каждого свое представление о Сатане. Для кого-то Сатана — что-то вроде
физического поля, действующего во всех точках Вселенной, для кого-то —
некое подобие языческого божества. Кстати, в большинстве языческих традиций
существует божество, близкое по сути к Сатане (Чернобог в славянском
язычестве, Шива в индуизме и.т.д.).
Но главное в различных представлениях о Сатане совпадает — это
направленность Сатаны на изменение окружающего мира.
Понятно, что Дьявол не мог возникнуть просто так, как это сделал Господь,
Сатана – творение Господне, ангел высшего чина. Сатана сидит у трона Бога и
вершит вместе с ним судьбы мира.
Само слово «Сатана» модно перевести как «противник». Роль Сатаны в царстве
Божьем была значительной – он обличал людей и их дела перед лицом высшей
справедливости. Если гипотетически сравнить Суд божий с судом земным, то мы
увидим, что Сатана играет роль прокурора, обвинителя. Его дело – показать
все, что человек сотворил в земной жизни, уличить его грехи и злодеяния. Он
добр, он – «сын зари», как его называет пророк Исайя, он – прекраснейший из
божьих ангелов, бесконечно красивый и чистый. Одно из имен Сатаны –
Люцифер, означающее «несущий свет», было известно задолго до появления
христианства. Люцифер – так называли древние евреи звезду, что последней
гасла на небе при восходе солнца. По легенде, эта звезда пыталась затмить
само солнце, но потерпела поражение от небесного светила. Аналогия с
историей Сатаны видна невооруженным глазом. Кроме того, Сатану-ангела и
называли «утренней звездой».
Как же возник бунт Сатаны? Почему он стал таким? Ответ на этот вопрос
христианство дает нам в своей обычной манере – манере верховной власти неба
и земли: Сатана сделала выбор. Он проявил себя тем, что показал свою
независимость и самостоятельность. Согласно учению отцов церкви, любой
выбор кроме подчинения Богу есть грех – по принципу «Кто не с нами, тот
против нас». Любое свободомыслие наказуемо: и мысль и дело должны течь
только так, как угодно господу. Поэтому Сатана стол отщепенцем. Он решил,
что может стать властителем и занять божественный престол, и за это был
низвергнут. Проследим это по одному из любимых мною мест Ветхого завета –
книге пророка Исайи: «Как упал ты с неба, денница, сын зари! Разбился о
землю. А говорил в сердце своем: «Взойду на небо, выше звезд Божьих вознесу
престол мой, и сяду на горе в сонме богов, на краю севера, взойду на высоты
облачные, буду подобен Всевышнему. Но ты низвержен в ад, в глубины
преисподней. Видящие тебя всматриваются в тебя, размышляют о тебе: «Тот ли
это ангел, который колебал землю, потрясал царства, вселенную сделал
пустыней и разрушил города ее, пленников своих не отпускал домой?» Что же
делать, даже в писании встречаются места, поражающие красотой слова и
изысканностью оборота. Но вернемся к нашей теме.
Бунт Сатаны был поддержан ангелами, по крайней мере, так говорят нам
богословы и священные для них книги:
«И произошла на небе война: Михаил и Ангелы его воевали против дракона, и
дракон и ангелы его воевали против них, но не устояли, и не нашлось уже для
них места на небе. И низвержен был великий дракон древний змий, называемый
Диаволом и сатаною, обольщающий всю вселенную, низвержен на землю, и ангелы
его низвержены с ним» (Апокалипсис).
Часть ангелов, последовавшая за сатаной, последовала за ним и дальше, в ад,
где, согласно учению христианства, стали демонами (чертями). Они утратили
свое первоначальное обличие, стали безобразны и гнусны. В описании экс-
ангелов христиане не жалели яда и ненависти, их изображали настолько
ужасными существами, насколько это вообще возможно для безграничного полета
человеческой фантазии.

Развитие сатанизма

Согласно представлениям первобытных людей, весь мир населен духами,
олицетворяющими различные силы. Каждое явление природы вызывается
соответствующим духом. Свой дух обитает в каждом живом существе и в каждой
вещи. Духи живут своей жизнью, и желания людей их мало интересуют. Они
сильны, они могут и приносить удачу, и насылать болезни и смерть. Духи не
делятся на добрых и злых; с точки зрения современного человека, они все
злые, так как значительно сильнее человека и не склонны потакать его
желаниям. Могущество духов вызывает страх у простых людей.
Но есть люди, умеющие общаться с духами — шаманы. Они не только передают
духам просьбы людей, но и могут соперничать с духами на равных, призывать
нужных духов и изгонять нежелательных. Поскольку все в мире полагается
зависящим от воли духов, то шаман становится универсальным хранителем
знаний: он и лекарь, и предсказатель погоды, и советчик на все случаи
жизни.
Однако, на определенном этапе развития такие представления перестают
удовлетворять человека. Возможно, это связано с накоплением знаний о
природе, или с возникновением государства, а может, шаманы начинают
злоупотреблять своим положением.
Возникает язычество — религия, которая, хотя и содержит элементы шаманизма,
но значительно отличается от него. Среди духов выделяются несколько
десятков наиболее могущественных, которые теперь именуются богами. Но самое
главное отличие — с богами в язычестве стремятся вступать в контакт не
только жрецы, а каждый человек. С одной стороны, это прогресс человека: он
практически перестал бояться сил природы. С другой — деградация профессии
жреца: если шаман независим от простых людей и при необходимости мог
оправдать любые свои действия, сославшись на духов, то жрец в язычестве в
большей зависит как от настроений толпы, так и от власть предержащих.
Но, поскольку "сферы действия" некоторых богов далеки от жизни простых
людей и от интересов власти, жрецы этих богов сохраняют свою независимость.
Возникает разделение богов на светлых, от которых люди ожидают
покровительства и исполнения своих желаний, и темных, чья деятельность мало
соприкасается с жизнью простого человека. Соответственно, возникают
массовые культы светлых богов и замкнутые эзотерические общества вокруг
богов темных. Эти общества можно считать предшественниками сатанизма.
Разделение на светлых и темных поначалу не слишком резкое, некоторые боги
обладают как светлыми, так и темными чертами. Но оно постепенно
усиливается, и появляются чисто светлые массовые религии. Сначала это были
зороастризм, буддизм и иудаизм, позже возникли христианство, ислам,
кришнаизм и другие.
Однако, вытесненный новыми религиями темный элемент не мог никуда
исчезнуть. В противовес чисто светлым религиям возникают чисто темные:
йезиды в Иране, почитатели темных вавилонских, финикийских и египетских
богов в Палестине. Их уже можно назвать первыми сатанистами.
Итак, сатанизм возник в результате консолидации сторонников различных
темных богов, которым не нашлось места в новых светлых религиях. Однако,
целью сатанистов является и являлось не бороться против этих религий, а
просто практиковать то, что светлыми религиями для человека не
предусмотрено: иное отношение к миру, независимый образ жизни, сохранение и
приумножение накопленных знаний.
Далеко не все из первых сатанистов использовали имя Сатана. Они
использовали имена различных языческих богов, но фактически подразумевался
именно Он. Происхождение имени Сатана до сих пор точно не выяснено, есть
несколько различных версий. По одной из них, это имя одного из богов какого-
то народа, проживавшего в Палестине, который впоследствии был истреблен
евреями и сведения о нем до нас не дошли, а ивритское толкование
"противник" придумано позднее. Согласно другому мнению, Сатана — это
переиначенное имя египетского бога Сета. Наконец, есть версия, что имя
Сатаны индоевропейского проихождения и означает "Светоносный" (т.е. то же
самое, что Lucifer по-латыни).
Размежевание светлых и темных богов сильно ослабило язычество. Светлые
культы деградировали (особенно яркий пример — культ императоров в Риме), а
талантливые и независимые индивиды уходили в темные эзотерические общества.
В результате, вокруг светлых богов скопились те граждане, которым было в
общем-то все равно, какую религию исповедовать. Полуграмотный обыватель не
видел особой разницы между Митрой и Яхве. В результате, язычество пришло в
упадок, и его смогли вытеснить новые светлые религии.
Многие из них (в частности, христианство) не остановились на этом и решили
установить свою полную духовную монополию, начав преследование
инакомыслящих. Кто-то испугался и влился в ряды господствующей религии, но
для сатанистов это было абсолютно неприемлемо.
Трудно даже подсчитать, сколько инакомыслящих было уничтожено христианской
церковью. Во всяком случае, счет идет на миллионы. Поскольку против
церковных догм всегда выступали наиболее способные и образованные индивиды,
установление христианства в Европе имело катастрофические последствия для
европейской науки и техники. Произошел гигантский откат назад, который
можно видеть на примере архитектуры. Зодчество раннего средневековья по
своему техническому уровню примерно соответствует Древнему Египту (здания
без каркаса, со сплошными стенами), а готика — Греции до Александра
Македонского (здания с простейшим каркасом из повторяющихся элементов).
Только в XV веке европейцы снова научились строить купола, и только к XVIII
веку достигли в зодчестве мастерства римлян в период расцвета империи
(многоэтажные здания, крупные купола, свободная форма каркаса).
Сатанисты в Европе ушли в подполье. Некоторые из них образовали тайные
магические ордена, другие проникали в церковные структуры, чтобы заниматься
магией и другими исследованиями под прикрытием церкви. Следует оговориться,
что далеко не все из них считали себя сатанистами. Но они сохранили
античные знания в области магии и оккультной философии, благодаря чему
сатанизм в Европе смог возродиться в Новое время. Даже в совершенно
неподходящие времена средневековья возник ряд новых идей в магии (например,
енохианская магия, открытая Дж.Ди) и оккультных науках. Хотя многие
ценнейшие древние знания были утеряны навсегда.
Помимо физического уничтожения своих противников, церковники параллельно
вели кампанию по дезинформации. Сатанистам приписывалось рабское поклонение
христианскому дьяволу, необъяснимое никакими разумными причинами стремление
причинять вред людям (зло), дикие оргии с бессмысленным убийством младенцев
и т.д. В конце концов это дало обратный эффект: стали появляться
всевозможные псевдосатанистские общества, воплощающие в реальность плоды
воображения проповедников. Поскольку современные средства массовой
информации подхватили эстафету у средневековых сочинителей сказок,
психически неуравновешенные люди продолжают воспроизводить их выдумки в
реальной жизни.
Постепенно мрак средневековья рассеивался. Примерно с XIX века сатанисты
уже могли действовать почти легально, во всяком случае — не опасаясь быть
сожженными на костре. Начинается возрождение сатанизма, появляется
множество новых магических орденов, которые уже открыто упоминают Сатану в
своей философии. В это время развиваются спиритизм и некромантия, а кроме
того, происходит знакомство европейских магов с оккультными знаниями других
народов.
XIX век — очень интересное время, отмеченное появлением новых, не виданных
ранее в истории познания, феноменов. Первый из них — это догматизация
науки. Ученые много веков боролись с догматами христианства, но в
результате переняли у церковников некоторые их вредные привычки, а именно —
объявили науку абсолютной истиной и отрицали существование явлений, которые
наукой пока что не объяснены (в частности, магию). Впоследствии это привело
науку к таким явлениям как лысенковщина.
Другое порождение XIX века — профанация оккультизма. Люди больше не боятся
быть сожженными на костре за связь с Дьяволом и начинают активно
интересоваться всем тем, что ранее было запрещено церковью. В результате,
появляется множество низкопробных книжонок "про магию", а пародированные
спиритические сеансы становятся обязательным элементом светских вечеринок.
Подобные явления продолжаются и до нашего времени.
Несмотря на все пережитки средневекового прошлого, XIX век стал важной
вехой в истории сатанизма. Сатанисты получают возможность легально
обмениваться информацией, начинают открыто продаваться первые серьезные
книги по магии, а в работах Ф.Ницше формулируется сатанистская философия.
На рубеже XIX и XX веков появляется еще одна фигура, о которой невозможно
не упомянуть в этом реферате. Алистер Кроули. Он не считал себя сатанистом,
но его работы имеют для современного сатанизма огромное значение.
Разработанная им система магии содержит элементы самых разных традиций. То
есть Кроули на практике доказал, что между оккультными знаниями из разных
культур нет серьезных противоречий, что магия едина. Кроули оказал влияние
на многих сатанистов XX века.
XX век отмечен бурным прогрессом науки. В результате развития психологии и
психоанализа (прежде всего благодаря работам К.Юнга) некоторые магические
техники получили объяснение, удовлетворяющие официальную науку. Магия тоже
не стояла на месте. Европейские маги узнали техники Вуду, появилось кое-что
новое и на европейской почве (магия Хаоса и др.). Официальная наука тоже
заинтересовалась так называемыми паранормальными явлениями. Наметилось
сближение науки и магии.
Дело шло к легализации сатанизма, и в 1966 г. Антон Шандор ЛаВей создал
первую организацию, открыто называющую себя сатанистской — "Церковь
Сатаны". ЛаВей проделал большую работу, сформулировав в своих книгах
основные положения сатанистского мировоззрения. Вслед за "Церковью Сатаны"
в странах Запада возникли и другие легальные сатанистские организации.
Вопрос полной легализации сатанизма в России пока остается открытым.

Что есть сатанизм

В мире действуют различные силы, каждая из которых оказывает свое влияние
на все, что происходит вокруг нас. Есть среди них сила, которая стремится
способствовать изменению и эволюции всего в мире, чтобы мир не остановился
в своем развитии. Ведь все, что не развивается, — мертво. А сила,
способствующая изменениям, поддерживает в мире жизнь. Мы называем эту силу
Сатаной.
Сатана — это не черт с рогами из басен христианских теологов, хотя из всех
персонажей христианской литературы он сатанисту наиболее симпатичен. Сатана
— это просто Сила. Природу этой Силы человек пока что понять не в
состоянии. Каждый представляет себе Сатану по-своему, и ни у кого нет
оснований считать свое представление наиболее верным. Для некоторых Сатана
— что-то вроде физического поля; другие представляют его как языческое
божество; для кого-то — просто образ, характер, с которым он чувствует свое
родство; кто-то, возможно, использует и антропоморфное представление, —
кому как удобнее. Различия в мнениях о физической сущности Сатаны нисколько
не влияют на само мировоззрение сатанизма.
Сатанизм — это не совсем религия, а по мнению некоторых сатанистов — совсем
не религия. В сатанизме нет того, что обычно полагается главной
составляющей религии — веры. Сатанисты не верят в Сатану в общепринятом
понимании. Точнее даже будет сказать, что сатанисты ни во что не верят на
100% (но и ничего полностью не отрицают). Сатанист принимает к сведению
любую информацию, но не считает ее абсолютной истиной. Поэтому в сатанизме
нет постулатов о строении неизученных наукой областей Мироздания; он не
берется отвечать на вопросы о том, откуда произошел мир, что с нами будет
после смерти и т.д. Ведь гораздо честнее в ответ на такие вопросы сказать —
"Не знаю", чем выдвигать произвольные, совершенно ничем не подтвержденные
предположения и выдавать их за истину, что является излюбленным занятием
массовых религий вроде христианства. Конечно, сатанист может выдвигать
какие-нибудь свои предположения о том, что науке пока еще не известно, но
он ни на минуту не забывает, что это всего лишь предположения.
Сатанизм — мировоззрение индивидуалистическое. Иногда говорят, что у
каждого сатаниста свой сатанизм, и такое мнение имеет под собой основания.
Действительно, каждый сатанист формирует свое понимание сатанизма. Но
поскольку сатанист — это особый тип личности, то и взгляды сатанистов во
многом схожи и образуют единое мировоззрение — сатанизм. Сходству взглядов
сатанистов также способствует их стремление к объективности. Если на
мировоззрение обычных людей зачастую оказывают влияние их личные проблемы,
комплексы, обиды, то у сатанистов этот фактор исключен или почти исключен.
Имеющиеся в обществе представления о сатанизме как о религии со всеми
религиозными атрибутами — культом, обязательными обрядами и т.д., а также
мнение, что сатанизм есть просто антихристианство — далеки от реальности и
обязаны своим происхождением людям, не имеющим отношения к сатанизму.
Сатанистские тенденции существовали в самых разных культурных традициях
задолго до появления христианства, только назывались они по-другому.
Упоминание же Сатаны в христианской библии ничего не значит: сатанисту
совершенно безразлично, что и как написано в этой книге — тем более, что
даже само имя Сатана заимствовано авторами библии из более ранних
источников. Те же, кто говорит о "поклонении Сатане" или "поклонении силам
зла" — не имеют о сатанизме ни малейшего представления, а лишь повторяют
выдумки проповедников и некомпетентных журналистов.
Во-первых, поклонение кому-либо совершенно чуждо сатанисту. Сатанист
признает недостойным для себя опускаться на колени, даже перед какой-то
могущественной силой. Да и, собственно говоря, кому и зачем нужно
поклонение? Разве что тому, кто страдает комплексом неполноценности и
стремится возвысить себя, унизив других. Сатане такое не свойственно, так
как он не подобен человеку и не может, поэтому иметь человеческих
комплексов.
Во-вторых, сатанисты почти не используют понятий "добро" и "зло", потому
что эти понятия относительны, субъективны и слишком эмоционально окрашены,
а следовательно — искажают реальную сущность вещей. Мы говорим не о добре и
зле, а о пользе и вреде, целесообразности и необходимости — это гораздо
более точные понятия. В то же время, представление обычных людей о добре
практически одинаковы — под добром они понимают сохранение существующего
порядка вещей (не зря же говорят — "добрые старые времена"). Поэтому
понятие зло иногда употребляется сатанистами как синоним изменения
существующего порядка.
В сатанизме нет, и не может быть четких принципов или догм, обязательных
для соблюдения, потому что, как уже указывалось, сатанизм —
индивидуалистическое мировоззрение. Источником сатанизма является сам
сатанист, а не какие-то документы, в которых могут быть зафиксированы
принципы и догмы. К тому же сатанист понимает, что невозможно
сформулировать такие принципы, которые были бы верны для любой ситуации.
Сатанист в любой ситуации думает самостоятельно; ему глубоко противно жить
по шпаргалке, кем бы ни была эта шпаргалка составлена. Никакие существующие
в обществе догмы и стереотипы, чего бы они ни касались — представлений об
окружающем мире, поведения в обществе, любви и семейных отношений, или чего-
то еще — не имеют силы для сатаниста. Но, поскольку ему приходится жить
среди общества, сатанист просто учитывает при принятии жизненных решений
особенности общества как фактор, который он не в силах изменить — подобно
тому, как моряки и летчики следят за погодой.
Конечно, каждый сатанист может выработать какие-то принципы и представления
лично для себя, но он не имеет права требовать следования им от других:
ведь это будут принципы его сатанизма, а у других сатанистов понимание
сатанизма — иное. К тому же своя индивидуальность для сатаниста превыше
всего, и он не позволит никому вмешиваться в свою жизнь и чего-то
требовать.
Кроме того, само сатанистское мировоззрение не постоянно, а изменяется со
временем, поскольку изменение всего и вся — важнейшая черта характера
Сатаны. Сатанист всегда идет в ногу со временем и чуть впереди него.
Сатанизм сегодня сильно отличается от сатанизма, который был сто лет назад,
и от сатанизма, который будет еще через сто лет. Это вполне естественно для
сатаниста, потому что окружающий мир стремительно меняется.
Если сатанист встречает факты, которые не согласуются с его взглядами — он
без колебаний изменит свои взгляды, чтобы они соответствовали реальности.
Свойственная многим людям ложная "последовательность" (т.е. стремление
сохранять свои первоначальные взгляды несмотря ни на что) совершенно чужда
сатанисту.
Сатанизм предполагает отношения взаимовыгодного обмена между индивидами.
"Совесть", "альтруизм", "моральный долг" и другие предрассудки, требующие
от человека что-то сделать "за просто так" — не свойственны сатанисту. За
все надо платить. Совсем не обязательно "платить" именно в денежном смысле
этого понятия; любая встречная услуга, выгодное изменение положения вещей —
это тоже плата.
В своих отношения с людьми сатанист также стремится к тому, чтобы эти
отношения были взаимовыгодными и приносили удовлетворение каждой из сторон.
Обычно он относится к людям так же, как они относятся к нему. Сатанист не
обижается и не прощает обид — ему чужды подобные эмоциональные реакции. Он
просто делает выводы для себя: на что способен тот или иной человек, и
стоит ли с этим человеком поддерживать какие-то отношения.
Сатанист — не враг общества, но и не член общества; он — в стороне.
Интересы общества: политика, экономика и т.п. — волнуют его лишь тогда,
когда они затрагивают его собственные интересы. Свои интересы для сатаниста
всегда стоят выше чужих; сатанизм — мировоззрение разумных эгоистов.
Что есть разумный эгоизм? Это эгоизм разума и воли, а не эмоций. Эгоизм в
серьезных делах, а не в мелочах; эгоизм, просчитывающий ситуацию вперед и
готовый отказаться от сиюминутной выгоды ради большей выгоды в будущем —
вот эгоизм сатаниста. Из этого ни в коей мере не следует, что сатанист
игнорирует интересы других; он охотно пойдет навстречу кому-нибудь, если
это отвечает и его собственным интересам.
Сатанизм — это свобода, подконтрольная только разуму сатаниста. "Делай, что
изволишь — таков весь закон", — сказал Алистер Кроули. Эта фраза как
никакая другая могла бы стать девизом сатанистов. Обратите внимание — не
"что хочешь", а "что изволишь". Хотеть можно и невозможного. А изволить —
значит приложить усилие разума и воли для реализации своего хотения.
Разум для сатаниста всегда выше эмоциональных и инстинктивных позывов — это
необходимо для того, чтобы развиваться и быть независимым. Ведь именно
подчиненность своим эмоциям делает человека зависимым от других людей, от
их отношения и суждений. Для сатаниста, как правило, безразлично мнение
людей о нем, если только это не представляет опасности для его жизни и
здоровья; сатанисту не требуется быть "своим" среди людей.
Вышесказанное вовсе не означает, что сатанист не испытывает эмоций или
стремится их в себе подавить. Эмоции в личности сатаниста занимают свое
естественное положение и не подменяют собой рассудок, что часто бывает у
людей.
Сатанизм не стремится распространить свое мировоззрение на весь мир, как
это делают различные массовые религии и идеологии. Потому что сатанизм —
мировоззрение Личности, а не толпы. Далеко не каждый способен стать
сатанистом. Сатанист — это особый тип личности, который не приемлет
массовые религии, массовую культуру и вообще "народную массу" со всеми ее
представлениями, комплексами и традиционными идеалами. Если под "людьми"
понимать толпу, большинство, то сатанист — это "нелюдь", это личность, для
которой неестественно то, что считается обычным и нормальным для человека
толпы. Поэтому последователи сатанизма никогда не будут составлять
большинство в мире, но это и не нужно. В сатанизме главное — качество, а не
количество.
Стремление Сатаны к изменению и развитию во всем мире распространяется и на
каждого сатаниста. Реализовывать на практике и совершенствовать свои
способности, знания и умения, быть выше толпы не на словах, а на деле — это
тоже важная часть сатанистского мировоззрения и образа жизни сатаниста.
Мировоззрение сатанизма не ставит перед своими последователями какой-то
одной "великой цели", "смысла жизни". Каждый сатанист сам определяет как
свои цели, так и методы их достижения. Общие тенденции — "делать, что
изволишь", а не "что велят", а также — ничем не ограниченное развитие и
самосовершенствование.

Сатанист и его мировоззрение

1. Чем сатанист отличается от окружающих
Мы живем в замечательное время. Сейчас никого не жгут на кострах за ересь,
никого не стригут насильно в монахи, и вообще христианство растеряло в
перипетиях истории свою железную хватку. Сейчас спокойно можно купить на
рынке или в ларьке Пентаграмму, повесить ее на свою шею и объявить себя
сатанистом. А в газетах много "информации" о том, чем сатанисты по жизни
занимаются — жгут церкви, громят кладбища и вообще ведут себя очень
нехорошо. "Информацию" принимают к сведению, и мы имеем сотни тысяч людей,
называющих себя сатанистами, носящими на шее Пентаграмму за 10
деноминированных и использующих в качестве священной книги альбом вырезок
из "Московского комсомольца" и "Мегаполис-экспресс". Еще они где-то краем
уха слышали (или краем глаза читали), что сатанист обязан насылать порчу на
всех соседей (а лучше на своих собственных маму и папу), убивать
попадающихся на пути некрещеных младенцев, а также употреблять максимально
возможное количество горячительных напитков и других возбуждающих веществ.
Но зададим себе вопрос: разве это есть сатанизм? Разве этим должны
заниматься в наше относительно просвещенное время люди, считающие себя
разумными? Или, может быть, кому-то выгодно, чтобы именно сейчас
средневековые сказки воплощались в реальность? Чтобы люди невысокого ума
следовали этим сказкам и своими "подвигами" отвращали от сатанизма людей
более разумных? Кому это может быть выгодно — думаю, понятно: всевозможным
ловцам душ и торговцам "спасением"
Тогда что собой представляет настоящий сатанист? Чем он отличается от тех,
кто носит на шее крестик, отделанный под желтый металл и ходит раз в три
месяца в церковь поставить купленную в электричке свечку? Чем он отличается
от тех, кто распивает водку по ночам на кладбище и считает себя тоже
сатанистом, потому что христиане пьют водку на кладбище только днем?
Постараюсь ответить на этот непростой вопрос.
Сатанист — это прежде всего разумный и самостоятельный индивид. Все
действия сатаниста в жизни имеют какую-то цель, он ничего не делает просто
так или потому что "так принято в обществе".
В сатанизме нет никакого канона, никаких правил. Существует много
источников информации, которые может использовать сатанист, но ни один из
них он не признает "священным" и не считает абсолютной истиной. Сатанизм
вообще не присваивает себе монополию на абсолютную истину, считая, что и
сторонники других мировоззрений могут быть в чем-то правы. Критерием
правильности или неправильности тех или иных идей и поступков является в
сатанизме результат, который они приносят на практике.
Следовательно, никто и ничто не может побудить сатаниста без крайней
необходимости совершить действия, которые не приносят ему полезного
практического результата, а также действия, последствия которых могут
нанести ему вред. Поэтому сатанист не станет поджигать церкви и устраивать
дебоши на кладбищах, потому что это просто не нужно. И вообще, сатанистом
руководит его разум, а не эмоции, ему свойственно скорее презрительное
равнодушие к христианству, а вовсе не исступленная ненависть.


2. Отношение сатаниста к окружающим
Проповедники всех мастей и их коллеги из средств массовой информации
утверждают, что сатанист всегда и повсюду совершает зло, и смысл его жизни
— удовлетворение своих эгоистических прихотей. Христианство же в свою
очередь стремится полностью очистить мир от зла и проповедует альтруизм.
Но давайте подумаем — а что такое вообще добро и зло? Какой смысл у этих
понятий и есть ли у них вообще смысл?
Убийство животных — это зло? Но человек нуждается в мясной пище, иначе он
не может существовать. И для него наличие мяса в магазине — добро. Хотя с
точки зрения животных человек, наверно, является живым воплощением зла.
Служащие подразделения Спецназа убивают террористов, захвативших в
заложники десятки людей. Они совершают зло по отношению к террористам — так
считают христиане. Но у освобожденных заложников будет другое мнение.
И так — во всем. С точки зрения понятий добра и зла, любое наше действие
будет и добром, и злом, в зависимости от того, с какой точки зрения на него
посмотреть. То есть эти понятия относительны и субъективны.
Вместо понятий добра и зла сатанист рассуждает понятиями пользы и вреда,
удовольствия и неудовольствия, которые относительны уже по своему смыслу.
Сатанист признает, что любое его действие кому-то принесет пользу, а кому-
то вред, и относится к этому как к неизбежности, как к закону природы.
Логично предположить (а сатанизм вообще логичен по своей природе), что
удовольствие следует доставлять тем, кто нам нравится или по крайней мере
не сделал нам ничего плохого. А вред, соответственно, мы делаем тому, кто
сам замышляет или уже причинил нам вред. Это естественные действия
разумного существа, и сатанизм поддерживает в человеке все, что есть в нем
разумного.
Теперь разберемся — что есть эгоизм, и каким он бывает? Эгоизм есть вполне
естественное и понятное стремление принести пользу себе, удовлетворить свои
потребности. Эгоизм может быть разумным и неразумным. Разумный эгоизм — это
осознанные и продуманные действия, направленные на собственную пользу и не
зависящие от мнения и интересов посторонних людей. Неразумный эгоизм —
удовлетворение сиюминутного хотения без учета последствий. Характерно, что
нравоучители всех мастей в качестве примеров эгоизма приводят именно
неразумный эгоизм. А эгоизм разумный свойственен любой разумной личности,
не связанной религиозными и моральными догмами, в том числе и сатанисту.
Проповедуемый нравоучителями альтруизм — это не просто "жизнь для других".
Больше всего требуют от человека быть альтруистом различные паразиты и
иждивенцы, которым лень позаботиться о себе и хочется, чтобы о них
заботились другие. В иных же случаях альтруизм — это оказание услуг другому
индивиду в соответствии с чужим представлением о его желаниях, то есть —
"медвежья услуга".
Таким образом, наиболее приемлемым для сатаниста как для индивида, ценящего
разум и независимость, является именно разумный эгоизм. Сатанист
действительно не считает нужным для себя заботиться о посторонних и
неинтересных ему людях, считая, что они могут и сами позаботиться о себе и
своих интересах наилучшим для них образом. Пусть каждый заботится о себе —
вот позиция сатаниста.

3. Сатанистская любовь
О том, что сатанисты выступают за свободную любовь, написано и сказано
много. Это, пожалуй, единственная правдивая информация о сатанистах,
которую человек может почерпнуть из средств массовой информации. Видимо,
для христианских проповедников свободная любовь стоит в одном ряду с
убийством младенцев и погромами на кладбищах, и они с удовольствием
упоминают об этом "злодеянии" сатанистов. Но что на самом деле означает —
свободная любовь?
Христианство ограничивает людей в любви, пожалуй, больше, чем в чем-либо
другом. Современное "светское" государственное законодательство регулирует
самое прекрасное чувство человека на основе все тех же христианских
заповедей. И пусть прогремела сексуальная революция, несколько ослабившая
путы христианской "морали", все равно в обществе осталось чисто
средневековое отношение к любви как к потенциально опасному явлению,
требующему жесткого юридического регулирования. Это регулирования
осуществляет:

а) законодательство о семье, устанавливающее, что любовь может проявляться
только между одним мужчиной и одной женщиной;

б) статьи уголовного кодекса, устанавливающие минимальный возраст, начиная
с которого разрешено любить.

Другое распространенное христианами заблуждение — о том, что любящие друг
друга люди "принадлежат" друг другу. Отсюда — ревность, совершенно
неприемлемое для сатаниста явление, отсюда же — отношение к любимому
человеку как к собственности. А следовательно, неуважение к его личности.
Что же мы имеем в результате двухтысячелетнего господства христианских
представлений о любви? Мужчины, представляющие любовь как получение в свою
собственность женского тела и стремящиеся юридически закрепить эту
собственность заключением "законного брака". Таким образом, любовь
незаметно уплыла из отношений между людьми. А соответствующие законы
регулируют ее подобно тому, как регулируются законом другие виды
коммерческой деятельности.
Что же есть любовь в сатанистском понимании? Это чувственное стремление
разумных личностей друг к другу. Любовь не подчиняется никаким законам и
моральным догмам, в противном случает это уже будет не любовь, а
бюрократическая формальность. Каждый индивид может любить и быть любимым, и
никто не вправе эту способность у него отнимать или ограничивать.
Влюбленные могут проявлять свои чувства любым способом, который устраивает
их и не наносит вреда окружающим. И какие-либо собственнические инстинкты,
ревность, абсолютно не уместны: объект любви — такая же самостоятельная
личность, как и вы, а не ваша собственность. Если вы любите только кого-то
одного, никто не заставляет вас вступать в отношения с другими, но вы не
можете требовать от других быть такими же однолюбами.
Любви, как известно, все возрасты покорны, и весьма юный возраст — не
исключение. Дети имеют право любить и быть любимыми, и сатанизм не может им
в этом праве отказать. Само собой разумеется, сатанизм не накладывает на
индивида никаких требований в плане так называемой сексуальной ориентации.
Вы можете любить кого угодно и как угодно, и какие-либо ограничения здесь
недопустимы.

4. Сатанистская семья
В предыдущей главе было показано, что христианский институт брака есть
узаконенная форма торговли телом и что сатанизм провозглашает возвращение к
настоящей любви, построенной на чувствах, а не на моральных догмах. Нам
могут возразить, что основная цель создания семьи — рождение и воспитание
детей. Согласимся с этим возражением и покажем, как может строиться
совместная жизнь и воспитание детей в условиях свободной любви.
Сначала определимся, что такое семья. Семья есть группа любящих друг друга
личностей, живущих вместе и ведущих общее хозяйство. Одна из возможных
целей такого сожительства — завести детей и содержать их до того момента,
когда они смогут содержать себя сами. Догматические религии требуют, чтобы
взрослых членов семьи было только двое, и чтобы это были обязательно 1
(один) мужчина и 1 (одна) женщина.
Сатанизм, как было сказано в предыдущей главе, утверждает неприемлемость в
любви каких-либо схем. В сатанистском сообществе действует свободная
любовь, и, следовательно, необходим свободный состав семьи. Сатанистская
семья может состоять из любого количества индивидов, любого пола и
сексуальной ориентации. Главное условие — все друг друга любят и хотят жить
вместе. Сатанисты не ставят целью вдолбить своему ребенку какие-то "нормы"
поведения. Скорее, целью является научить его самостоятельно мыслить,
делать свой выбор, отвечать за свои действия.
Конечно, сатанистская семья не гарантирована от ссор и разводов. С кем из
родителей в этом случае остается каждый из детей, видимо, следует решать в
соответствии с мнением самих детей.

5. Сатанист и "общественная мораль"
Христианское общество опутывает человека множеством писаных и неписаных
правил. Оно предписывает ему общий сценарий жизни, стиль одежды и прически,
правила общения с себе подобными, мнение о приемлемости/неприемлемости тех
или иных поступков. Что это — просто результат стремления христиан
утвердить как можно большее количество догм, или же за этим кроется нечто
большее?
Выдвигаю предположение, что цель христианства в данном случае такова:
нагрузить человека как можно большим количеством действий, которые
настолько войдут в привычку, что он их будет выполнять бессознательно. А от
этого уже один шаг до того, чтобы заставить его бессознательно (или потому
что "так принято"), совершать и другие действия, например, ходить в церковь
и оставлять там свои деньги. До недавних времен эта схема работала
безотказно. В XIX веке не пойти в воскресенье в церковь казалось столь же
нелепым, как сейчас прийти на работу в офис в балахоне с надписью "Коррозия
Металла".
Хотя, конечно, в любом аспекте жизни христианского общества проявляется
обычная для него боязнь красоты тела, сексуальности и индивидуальности
личности. И с этой точки зрения для христианского общества вполне
естественно одеть людей в одинаковые наряды, которые всячески скрывают
особенности пола и превращают людей по возможности в одинаковых кукол-
солдатиков.
Как сатанист реагирует на мораль, моду и стиль жизни окружающего общества?
Поскольку действия сатаниста подчинены только его разуму, то он ничего не
станет делать потому что "так принято в обществе". И везде, где только
возможно, он поступает так, как сам считает нужным. Конечно, жизнь иногда
заставляет сатаниста следовать христианским канонам поведения, но делает он
это не машинально, а осознавая вынужденную необходимость таких действий.
Кроме того, сатанист осознает, что тоталитарная культура окружающего
общества не есть просто следствие несовершенства этого общества. Она
сознательно внедряется в массы идеологами общества, поддерживается
финансово, и все это — с целью удерживать всех членов общества в рамках
христианского образа жизни. И сатанист не подчиняется общественным "нормам"
не только потому, что они неразумны, не только потому, что он является
независимой личностью, а не "членом общества", но и из осознания того, что
это поставило бы под угрозу саму его индивидуальность.

Главное в сатанистском образе жизни — самостоятельность мышления и
подконтрольность действий индивида только его разуму. Каждый индивид —
уникальная личность со своими неповторимыми особенностями, и невозможно
придумать такую схему жизни и поведения, которая удовлетворяла бы всех.
Религии, пытающиеся подогнать жизнь человека под определенный шаблон
(христианство, ислам и т.д.) не достигают этой цели. Хотя, возможно их цель
другая: поставить перед человеком невыполнимую задачу, чтобы затем объявить
его грешником, заставить каяться и платить церкви деньги за свое
несоответствие невыполнимым нормам.
Сатанизм отвергает любые шаблоны и побуждает индивида мыслить
самостоятельно. Но каждый ли способен мыслить самостоятельно, или некоторые
представители рода человеческого все-таки нуждаются в шаблонах? Этот вопрос
пока остается открытым.
Обратите внимание: большая часть из того, что было сказано о сатанистском
образе жизни, так или иначе связано с сексуальными вопросами. С одной
стороны, сексуальность присутствует во всех сферах жизни. С другой — именно
сексуальность является главным врагом для проповедников библейских религий,
на "заповедях" которых строятся писанные и неписанные законы обществ,
охваченных европейской цивилизацией. Наука еще объяснит когда-нибудь этот
феномен ненависти человека к той области жизни, благодаря которой он
появился на свет.

Заключение

Самые разнообразные спекуляции на тему сатанизма, раздувание ненависти ко
всему, что относится к Дьяволу, порождают чудовища, монстров в человеческом
облике, людей без понятия совести и сострадания. Сатанизм превращен в
гнусный пасквиль на христианство и бога. Но такой сатанизм не для меня.
Мое мнение не обязательно, оно не абсолютно и никого ни к чему не
обязывает. Я считаю, что сатанизм должен быть чистым, это должна быть идея,
а не культ. Сатана был низвергнут в Ад за то, что возомнил себя равным
Богу, за то, что осознал свое собственное право выбора. Он – бунтарь против
деспотии Бога, но не против человека самого. Он сделал выбор – быть вечным
рабом Господа, пусть и лучшим, прекраснейшим, но все же рабом или быть
самим собой, самому себе хозяином. Именно поэтому право выбора, право быть
свободным духом и есть настоящий сатанизм.
Да, говорят, что это не сатанизм в чистом виде, что сатанизм – это
поклонение Дьяволу, Сатане, но я считаю, что это не так. Сатанизм не есть
религия, не вероучение – это мировоззрение, при котором, в принципе, не
важно – существуют ли объективно Дьявол и Бог. Сатанизм – это идея. И
центром этой идеи является человек и его право выбора, его личная свобода
от навязываемых ему религией и обществом идей. Назовите это
антропоцентризмом, и вы будете максимально близки к моему пониманию
сатанизма. Но почему сатанизм? Идея Сатаны-бунтаря идеально подходит для
борьбы с косностью христианства: если вы скажете миру, что вы атеист и не
верите ни в Господа Бога, ни в Дьявола – на вас просто мазнут рукой и не
воспримут вас всерьез. А назовитесь сатанистом при тех же взглядах и
убеждениях – вы получите возможность бороться с их убеждениями. Вам даже не
нужно будет навязываться в качестве врага – они сделают это сами. Они
набросятся на вас со всей ненавистью, на которую способны и вот тогда,
когда откроется их истинное лицо – образец жестокости и чванного
высокомерия, - вот тогда вы получите все возможности показать всем, что
такое христианство, какими методами оно действует, что оно сделало для
людей. И тогда вы сможете победить, победить в честной и открытой борьбе за
право называться свободным человеком, свободным от рамок христианского
убеждения и от добровольного рабства, которое по мнению клерикалов есть
высшее проявление божественной справедливости.

tags: религии, записи Die Laughing

Глава 1

Я был там. Я стоял на краю Мира и видел свет, горящий в окнах Бытия.
Я видел зарево Врат Зари и непроглядную Тьму Врат Заката.
Я был там. Я видел и Свет, и Тьму. Я видел тьму Света и свет Тьмы.
Я стоял на пороге Вечности. Минувшее расстилалось за моей спиной. Грядущее лежало предо мной.
Я видел водовороты мрака и водопады звезд. Я видел гаснущие солнца и вспыхивающие звезды.
Я видел расцвет империй и гибель миров. Я видел ничтожество и могущество.
Я был там. Я видел стоящих во Тьме и несущихся сквозь пространство и время.
С вершины вершин я озирал закоулки миров. Я видел тусклый обманчивый свет ложной надежды, мглу отчаянья и болота бездействия.
Я видел возносящихся ввысь и падающих ниц. Я видел побежденных и побеждающих. Я видел решающих судьбы и обреченных.
Я был там. Я видел все битвы былого и грядущего.
Я видел великих и ничтожных, могучих и бессильных. Я видел величие и бренность этого мира.
Я прошел дорогой огня, я бродил тропами души. Я ходил торными дорогами и окольными тропами.
И я увидел все минувшее и грядущее на Пути своем. И постиг я их, как мне было дано.

Глава 2

Я видел войны. Я видел войны, охватившие весь мир и всю Вселенную. Я видел битвы гигантов и поединки ничтожеств.
Я видел, как орды варваров волной прокатились по миру, сея огонь и смерть. И оставили свою кровь на полях битв и в крови живущих.
Подобно волне прокатились они с Востока на Запад. Подобно урагану или словно стае диких зверей.
И были они темны лицом и глаза их были словно щели. Клинки кривые и пики были оружием им. И несли их кони. Им же им было - Орда.
Путь же их освещало пламя костров. Смерть и разорение шли по следам их.
И падали города и земли к их ногам. Иные же предательством стремились заслужить благосклонность их. И реяли их стяги от моря и до моря, от гор и до гор.
И была дана им власть и сила. И многие сильные склонили главу свою пред ними.
Как моровое поветрие прошли они. И не было силы, способной их одолеть. И сеяли они страх великий и смятение на пути своем.
И где же тогда был Господь? Где сила Его была и любовь к чадам своим? И не взглянул он на них.
Но и на такую силу найдется сила. И на великого воина найдется великий воин, что поразит его.
И где теперь Орда эта, где это воинство? В каких полях разметало их кости?
Где честь их и слава, и сила? Нет их боле. Даже память о них померкла.
Так и прокатились волной, и канули в безвестность.

Глава 3

И видел я воинов с крестом на одеждах. Видел, как несли они веру свою в земли Востока. На концах мечей своих и копий несли ее.
С именем Господа на устах и с железом в руках шли они в земли иные и обращали в веру свою всех на пути своем.
И не крестом крестили обращенных и водою, но мечом и кровью.
И похвалялись они святостью своей: Свет истинной веры несем мы заблудшим. Ради Славы Господней несем его.
Но не были святы они, и вера их была пуста и молитвы лживы. Ведь не Господней славы искали они, но мирской.
И не обращать неверных шли, но алкали богатства и жаждали почестей.
И преуспели они на пути сем. Где же был Господь в ту пору? Или угодно было Ему слышать стоны на смерть обрекаемых?
Или приятен Ему был запах пожарищ? Или как зверь лакал Он кровь убиенных и персты Свои мочил в ней?
Ни разу не явил Он себя, когда именем Его шли кровь проливать. Ни разу не защитил невиновных.
Ибо нет невиновных у Господа, но есть преданные псы Его и их жертвы.
Но и на эту силу нашлась сила. И не спасли их ни кресты, ни вера суетная.
Видел я песок, следы их заметающий, заносящий крепости их. Видел, как другие наложили руку на их богатство.
И где теперь воины те доблестные, где слава их и богатства? Сама память о них стерлась, как монета фальшивая.

Глава 4

Много было войн - много и сражений. Много смертей и много страданий. Многим довелось заплатить цену страшную.
И платили они цену эту за волю других. Ибо тот, кто хочет войны, вершит ее чужими руками.
Лишь за дом свой, за чад своих сражаются по воле своей. А прочие волей чужой живут или добычи алчут и земель и золота жаждут.
И где Он тогда? - спрашиваю я, - Почему алчущие не наказаны? Почему страждущие не утешены?
Или вновь упивается горем Он и страданиями? Или нет ему дела до малых сих и ничтожных?
Но не было мне ответа. Но вновь увидел я.
Увидел я, как маленький капрал стал великим императором. Видел, как к ногам его легло полмира.
По пескам и снегу шли армии его. На Север и Юг шли они. На Восток и Запад. И не было равных им под луной и солнцем.
Города и страны покорили они, богатству и славу снискали себе. Но и на эту силу нашлась сила, и низвергнут был он и сослан.
Но остались верные его, и вновь был он возвышен и снова простер длань свою над миром.
И было его власти лишь сто дней.
Но вновь низвергнут был, и умер он один на дальнем острове. И оставались с ним лишь немногие преданные. Такова цена власти.
Помнят же его и чтят ныне как ни одного из властителей.

Глава 5

Видел я, как великие державы делили мир, истекающий кровью. Видел, как вознеслось знамя, вымоченное в том крови, и покрыло собой до шестой части мира.
И выросла из той крови одна из самых страшных тираний в этом мире. Боялся тогда сосед соседа, и брат доносил на брата. Участь же у всех была одна - рабство и смерть.
Возвысились тогда мельчайшие, и пробились к власти ничтожнейшие. Уму же и чести пути не было.
И раскололся мир на две части. Каждая же считала врагом другую и жаждала стереть ее с лица земли.
Тогда возжаждал власти безумец. Ложь придумал он и стал вождем.
И пламя вспыхнуло по воле его, и весь мир содрогнулся. И отблески того пламени озарили все его закоулки.
И страх пришел в мир, ибо полчища пошли за ложью той, уверовав, что они превыше всех других. И истребили они многих, и покорили многие страны, и насаждали всюду волю и власть свою.
И рабами сделали другие народы они. Как скот пасли они их. Казнили и травили их. В огне жгли и в крови топили они тех, кто не желал принять их.
И во многих землях были мор и голод. И кто не пал в бою и не был убит, тот умер.
И молились многие Господу. Спасения просили и избавления. И где был Он тогда? Вступился разве Он за чад своих? Даровал Он им спасение?
Нет, не Господь, но люди остановили его. Жизнью своей и кровью заплатили они за это.
Что же Он тогда делал? Опять упивался мучениями? Опять вдыхал дым пожарищ? Или руки грел у костра из мертвых тел?
Или это Жертва Ему была, и принял Он ее. Кто же осмелится теперь сказать о Его милосердии и человеколюбии?

Глава 6

Много видел я войн, битв и сражений. За славу и богатство, за убеждения и за веру, ради правды и для того, чтобы скрыть ложь.
Ибо тот, кому надо спрятать дерево, сажает лес. А кому надо спрятать мертвое дерево сажает мертвый лес. А кому надо спрятать ложь, топит ее в чужой крови.
Видел я, и как строят власть свою на крови и костях.
И одни сыновья Господа восставали против других сынов Господа. Мечом доказывали они. Что их вера праведнее. Огнем утверждали они веру свою.
И всегда прав был, обладающий силой. И шел он войной на слабого, ибо кто первым пойдет на сильного.
Но слабый становился сильнее и наказывал своего обидчика. И сторицей возвращал ему все обиды свои.
Где же был Господь в ту пору, кота одни сыны его карали других чад его? И где он был, когда те мстили?
Кровью он упивался и страданиями. Вот его доброта, вот его милосердие!
И так века пробежали передо мной. И везде было кровь и страдание.
И вновь видел я, как убивают, не верящих в Бога. Ибо для верящих неверие страшно. Знают они, что неверующий неподвластен Господу. Не позволят они быть ему выше Бога.
Видел я, как вновь убивают, верящих не в того Бога, ибо каждый считает, что его Бог выше других.
Видел я и то, как убивают верящих в Бога. Ибо всегда найдется тот, кто будет доказывать свою правоту кровью.
И видел я просто, как убивают. Ибо, если есть человек, найдется и тот, кто его смерти желает.

Глава 7

И увидел я, как однажды восстанут сыны Ислама и под зеленым стягом пойдут на Запад.
И будут их толпы и полчища, и восстанут все от мала до велика, и пойдут они как лавина, сметая все на пути своем.
Будут они сильны и жестоки, ибо веруют в Господа своего, ибо веруют, что Он ведет их.
Железо и книга будут в руках их. И поразят железом они всех, кто не примет книгу их.
И не будет спасения тем, кто не примет веру их. И до трети мира будет в крови, и до половины в огне. И будет весь мир отброшен во тьму веков.
Тогда даже время потечет вспять, и солнце померкнет среди дня, и сам воздух станет как яд.
Восстанут в ту пору сыновья Света и сыновья Тьмы и пойдут рука об руку на битву, ибо о каких распрях может идти речь, когда рушится мир.
И будут среди них сыновья Иудеи, ибо велика их ненависть к детям Ислама. И встанут они во главе, ибо их мудрость - мудрость веков.
С кем будет тогда Господь? Отдаст ли он иные народы под руку сынов Ислама или повергнет в пыль стяг зеленый?
На чьей стороне Он выступит тогда? Или, как всегда, кровью обеих сторон упьется Он тогда, и победившему скажет: Вот Я к победе привел тебя. Теперь ты видишь, что сия вера истинна.
Но втуне будут слова Его. Ибо узрят люди, что проще договориться детям Света с детьми Тьмы, чем принять "милосердие" Его.
Но не будет еще мира меж ними, ибо принявшие Свет глухи и слепы, а идущие во Тьме упрямы и презрительны. И как не хотят одни увидеть очевидное, так не могут другие принять неразумное.

Глава 8

И будут тогда звезды на небе как крест перевернутый, и придут в этот мир Дитя Света, и Дитя Тьмы.
В один день и час придут они, и принесут с собой раздор и ненависть, ибо многие примут это как знамение Последней Битвы.
И много будет пророчеств о часе том, и кликуши будут кричать об этом.
Но не надо будет искать знамений, да и пророкам внимать пустое. Никто не в силах предсказать час тот.
Но когда он наступит, то нужды в пророчествах уже не будет, ибо каждый сам поймет, что час пробил.
И вновь расколется мир на две части. Примут одни Дитя Света и провозгласят: Вот Он, Сын Божий, которого мы ждали, вот он час Последнего Суда и Последней Битвы.
Но невдомек им, что Последний Суд уже свершился, и свершили его они над собой сами, избрав путь сей.
Другие же примут Дитя Тьмы и путь Его в сердце своем. И не о суде говорить они будут, а о выборе. Ибо не рок обрек их идти путем сим, но выбрали они его сердцем и разумом.
Долго стоять они будут как две силы, исполненные ненависти и презрения. И каждый будет считать себя правым. И ни вера, ни разум не помогут им.
Но дети Света первыми поднимут руку свою на детей Тьмы, ибо верят они, что Господь за них. И даже кровь невинных их не остановит.
Клевета и ложь будет мечом их, ибо верят они, что на пути света и неправедное прощено будет.
И не понять им, что нет Света без Тьмы, как нет веревки об одном конце. Власти же Господней время истекло.
И как божества языческие пали в пыль и в прах пред Ним были повергнут, так и Ему пора пришла пасть ниц.

Глава 9

В страхе живут преданные Господа - в страхе и умрут. Конца Света ждут они и Битвы Последней.
Так и не поймут они, что вся жизнь и есть Конец Света. Что каждый вздох их - Последняя Битва.
И как последний Суд над ними уже свершен, так и Битва будет длиться, пока они живы. И не понять им, что лишь пешки они в Великой Игре.
Тот же, кто познал мудрость, кто не верой живет, но разумом, кто понял предназначение свое, постиг правила Игры той, может играть на равных.
И не будет он искать откровений в Книге Его. И не станет примерять законы науки к постулатам веры.
И будет это так. Я видел это.
И видел я то, как умрет вера, и канут в безвестности слуги ее. Если люди живут разумом своим, то вера их уже не важна, ибо вера суть порождение разума.
И видел я, как рухнут и обратятся в пыль никому не нужные храмы всех богов.
И люди сбросят оковы и начнут думать. И будут жить как люди, а не как рабы Господни.
И не будет тогда преданных Света и преданных Тьмы. Останутся только люди, верящие в себя.
Останутся только презревшие пустую веру и признавшие силу разума.
И их будет мир, и будут они свободны. И горд я был тем, что дорогу им проложили мы.
Да будут благословенны все идущие Путем сим. Да будут благословенны все, торившие Путь сей. Во имя Истины, во имя Тьмы и Света, веки веков. Amen!

Глава 1

Восстав по ту сторону веры и неверия, презрев заблуждения и страхи людские, я отрекаюсь.
Я говорю для тех, кто может слышать, я обращаюсь к тем, кто понимает: я отрекаюсь.
Пусть услышат меня те, кому дано. Пусть узрят меня те, кто умеет видеть. Пусть поймут меня способные мыслить.
Я стою здесь, и Мир Горний простерся у ног моих. Я стою, и Преисподняя сияет надо мною.
Я слышу их, я вижу их, я осязаю их, но я отрекаюсь.
Иные подойдут ко мне и скажут: оставь стезю свою, ведь есть путь Света, ведь есть дороги иные.
А я скажу: пусть говорят свое, пусть их, ибо я отрекаюсь.
И другие подойдут и воззовут ко мне, и дороги свои покажут, и за собой звать станут.
Мол, отрекся ты, к нам лежит дорога твоя.
И им я скажу: у меня путь свой, ибо отрекаюсь я.
И нет для меня ни зла, ни добра, а лишь выбор мой и дорога моя.
Посему стою я здесь, меж Светом и Тьмой, ниже Ада и выше Рая, и говорю ко всем.
Пусть коснутся слова мои Света и Тьмы, пусть уйдут они ввысь и канут в глубины, пусть услышит меня любой, ибо я отрекаюсь.

Глава 2

Я отрекаюсь от войны, и я отрекаюсь от мира. Ибо суть они форма расплаты за чужие ошибки и монета в споре за идеи чужие.
Я отрекаюсь от них, дабы не платить кровью за ставки в чужой игре.
Я отрекаюсь во имя права быть самим собой.
Вот смелый сложит голову в бою, а трус бежит с поля битвы. Пусть их, это их война, а я отрекаюсь.
Пусть некто в белом кричит о мире, и славу ему пусть воспевают: блаженны миротворцы.
А я скажу: пусть его, ибо этот мир тщетен, и не мир он, а слова пустые.
Ни кричащий, ни шепчущий мира не приблизит.
Лишь война влечет мир за собою, оплачивая его чужой кровью. Но и сама она произрастает из мира.
И отрекаюсь я от них. И ибо это мой мир, и нет в нем места ни войне вашей и ни вашему миру.
Ибо кровь моя и жизнь моя принадлежат мне по праву. И что вам до них?
Вам есть мир ваш, и война. И горечь слов чужих, и сладость чужих печалей.
Кто за них собой поступится? Кто кровь свою ниже слов чужих ставит?
Кто угодно, но не я, ибо я отрекаюсь.

Глава 3

Я отрекаюсь от любви и ненависти. К чему они мне?
Я рву узы страстей и привязанностей и встаю на путь холодного рассудка, ибо любовь слепа.
Я порываю с безрассудством и отдаю себя власти разума, ибо ненавидящий безумен, и ненависть его незряча.
Ведь лишь любовь способна породить ненависть, а ненависть лишь одна из форм любви.
Они сильны, но не нужно мне их власти, ибо власть их – власть скотская.
Инстинкты ведут влюбленного, подобно зверю в охоте. Слеп рассудок его. И мчит он, дорог не разбирая. Рвется к предмету страсти своей, безумец.
Взгляните, как похож на него ненавидящий. Как гончая по следу рыщет он, слепо бежит за объектом ненависти своей.
И нет им ни сил, ни времени, чтобы остановиться, чтобы разумом смерить чувства свои. Безумны и слепы эти двое.
И я отрекаюсь от них.
Пусть выбор мой будет спокоен и холоден. Пусть это будет выбор разума, ибо не зверь я.
Пусть страсти мои уступят место рассудку.
Пусть любят одни и ненавидят другие. Они, но не я.
Зачем это мне, ибо я отрекаюсь.

Глава 4

Я отрекаюсь от жизни вечной и воздаяния посмертного.
Я отрекаюсь от того, что потом, ради того, что сейчас.
Что толку ждать несбыточного и получить ничто в воздаяние.
Что толку ждать обещанного, и постичь, что все это ложь и тщета.
Ты поймешь все и все познаешь, но что тебе в том, ибо будет уже поздно, и путей назад не останется.
Посему отрекаюсь я от всего грядущего, от надежд несбыточных, ибо жажду все здесь и сейчас.
И кто осудит меня? Те, кто живет надеждами ложными в ожидании тщетном? Те, кто дни проводит свои, бия лбы пред иконами?
Пусть их. Вера слепая ведет их, и путь их в бездну.
Ибо не вернулся ни один из них и не сказал: я был там , там хорошо, там Свет.
Так стоит ли ждать обещанного? Стоит ли верить лгущим, кто, не обижая себя в жизни нынешней, обещал иным все в грядущей?
Это не для меня, и я отрекаюсь.
Пусть их ждут жизнь и свет, пусть ждут они счастья райского.
Я отрекаюсь от них. Я не жду ничего, но беру все сам. Здесь и сейчас.

Глава 5

Что жизнь твоя, человече? Лишь путь нескончаемый ниоткуда в никуда.
Что есть след твой? Лишь цепь отпечатков ног нескончаемая.
Кто сочтет все следы твои, кто прочитает книгу жизни твоей?
Тому лишь под силу это, кто видит Свет и видит Тьму, и различает одно от другого.
И кто умеет прочесть книги Света и Письмена Тьмы? Лишь тот, кто отрекся, кто встал на путь Проклятых.
Посему и я отрекаюсь, и выбираю путь сей, дабы идти по нему.
Ибо слышал я слова лжи и слова правды, и понял, что нет между ними различия.
Ибо видел я и добро, и зло, и постиг, что это одно суть и то же.
Что добром было для одного, другому это горше горечи. Что ненавистно первому, второй почтет за благо.
И что одни зовут Светом, на деле есть тьма. И что есть Тьма для других – иным светлее света.
Но не дано узреть им того, не дано и постичь. Ибо видят они лишь привычное.
Им страшно встать на путь Проклятых, боятся они постичь незнаемое.
И я отрекаюсь от них, ибо не по пути мне с ними.

Глава 6

Что тебе до прошлого? Или будешь ты жить ушедшим? Но оно миновало, и все мысли о прошлом мертвы.
И, кто жив прошлым, считай, что мертв, ибо толку нет в воспоминаниях пустых.
Да и будущее к чему тебе? Ибо нет его, и оно не настало.
И может быть так, что не будет его у тебя. Что осталось тебе всего шаг или два. И неведомо это никому.
Так и канешь в безвестность, не получив ожидаемого.
Так и уйдешь, не найдя искомого, и не приблизившись к нему ни на шаг, ни на йоту.
Зачем тебе жизнь такая? Разве живешь ты не для себя?
Разве вчерашний хлеб дороже тебе сегодняшнего? Разве завтрашняя краюха насытить может?
И воспоминания хороши, лишь как урок разумному. Дабы ошибок одних не делать дважды, дабы не повторять минувшего.
И о будущем мечтать есть смысл, только если планируешь дела свои и поступки, цели ставишь себе и задачи, а не живешь мечтами пустыми.
Живи же днем сегодняшним. Потребностями своими и желаниями. И не жди даров свыше.
Ибо есть у тебя сила твоя и разум твой, желания твои и умения.
И отрекись ты от вспоминающих и мечтающих, как отрекся я. И выбери путь свой, как я сделал это.

Глава 7

Стою я здесь над зияющей бездной. И что мне до миро сего, в котором люди живут?
И что мне до стада скотского, что зовут человеками?
Ибо воля их – воля стада, ибо разум их – ум овечий. Ибо жизнь их – жизнь воловья.
Пусть живут себе, скотине подобно, между ярмом и яслями с сеном.
Ведь всегда есть, кто пашет, а есть и тот, кто плуг тянет, в упряжи своей по борозде бредет.
У кого кнут в руках, а у кого и ярмо на шее.
Нелегок труд пахаря, коли скотина тупа, но хуже того доля скотины.
И нет ума ярмо сбросить, нет и смелости кнут вырвать и обрушить его на спины обидчиков своих.
Дескать, твой черед, пахарь. Потащи-ка плуг сей, а я кнутом побалуюсь.
Так и бредут покорно, и детей своих поучают, дескать, доля наша такая: ярмо и ясли, либо нож и вертел.
Лишь один из немногих вожаком станет. Да и его участь та же.
Велика ли честь быть первым среди овец или иной скотины?
Но это их жизнь, их путь, их ярмо, их выбор. Их, но не мой, ибо я отрекаюсь от них.

Глава 8

Сказал: отрекаюсь я. И был мне голос.
Дай руку Мне, - рек Он, - и Я проведу тебя. Стань рядом со Мною, и ты узришь.
Отвори уши свои, и дано будет тебе услышать.
Открой разум свой Мне навстречу, и ты постигнешь.
Ибо только отрекшимся и дано, и лишь Проклятым позволено.
И погрязший в войне, и кричащий о мире, и тот, кто в любви, и другой, кто ненависти предался, и верующий, и не верящий – все одно.
Доколе в узде будут, доколе в ярме ходят.
Покуда черное и белое – все цвета их.
Пока говорят: Ах, человеки мы! Ах, превыше всех скотов мы!
Ах, разум наш – совершенство! Ах, жизнь наша – ценность высшая!
Что дано прожить им жизнью этой, что постичь этим разумом?
Боязно отречься им, и страшно стать на стезю Проклятых. И имя Мое страшит их.
Пути незнаемые страшнее им кнута привычного. Знание новое горше им жизни скотской.

Глава 9

Им не дано узреть Меня, ибо боги их слепы.
Им не дано услышать Меня, ибо боги их глухи.
Они не смогут постичь ничего, ибо все боги их давно мертвы.
Ведь каждый творит бога по образу своему. Слепец – слепого. Глухой – глухого.
Был ли у племени пастухов бог воином? Был ли у овец бог волком?
Так и мертвый в душе своей и сердце своем творит себе мертвого бога.
Лишь сильному дано сотворить бога могущественного, но сильному бог ни к чему.
Отрекись от них всех. От них и от богов их мертвых.
Отрекись от страхов людских, стань превыше добра и зла, коих нет в этом мире.
Постигни в душе своей, кто ты: человек ли, сотворивший богов своих и живущий по законам страха и лжи?
Или выбравший Тьму ради света, и презревший Свет ради Тьмы?
Сумел ли подняться выше Рая? Смог ли спуститься глубже Ада?
Дай руку Мне и ступай со Мною.

Глава 10

Что скажу я, и что я отвечу? О чем речь вести мне, коли путь Проклятых давно под ногами моими.
Если отрекся я и стезю свою выбрал.
Но кто станет спрашивать, когда нет ответа?
И кто станет говорить «да», когда нужно «нет»?
Посему, обратив свое лицо к тому, что зовут они Светом, говорю я.
Ты – бог людей, бог недостойных. Ты – бог овец и скотины иной.
Имя твое – непонимание. Звание твое – неразумие.
Упование на тебя – надежда ложная.
Ты платишь за все, но монетой фальшивою.
Был ли тот, кого не обманул ты? Есть ли обещание, что ты не нарушил?
Есть ли народ, который ты не предал? Которые не пролил кровь свою во имя твое?
Что есть хорошего, что не попрано тобою в угоду поклонению слепому, в угоду вере бездумной.
Вся вера в тебя – прах под ногами алчущих знания, груз на ногах страждущих истины.

Глава 11

Нет богу места в мире разумных. Нет места скотине, среди обладающих разумом.
И ты, человече, сделай выбор свой. Ходить ли в ярме или быть погонщиком?
Просить ли о милости и ждать несбыточного, или брать самому все здесь и сейчас?
Ибо нельзя быть собой и уповать на милость свыше, жить своим умом и верить в нелепое.
И кто ступил на стезю сию, тому уже нет пути назад. Как, отрекшись раз, нельзя отречься снова.
Как, ступив на путь Проклятых, нельзя сойти с него. Да и кто пожелает?
И не будет ему прощения в глазах презревших Тьму. Да и кому нужно оно? Что пастуху до мыслей стада?
Разве вкусив знания, можно прийти к вере? Разве отведав свободы, пожалеешь о ярме?
Верно, есть и такие, но по пути ли тебе с ними, спроси себя.
Верно, есть и кнута жаждущие и руки сильной над собой. Твое ли это?
Убоишься ли бога? Страшит ли Тьма тебя? Есть ли в тебе страх этот и упование?
Или отречешься от всего, от надежд и иллюзий ложных, и возлюбишь себя, как я сделал это?
И будешь свободен ты, и преисполнится сердце твое Тьмой изначальной. И сможешь ты встать меж Тьмою и Светом и говорить с богами на равных.

tags: религии, записи Die Laughing

Книга вторая: Сатанизм и христианство

Почему Сатанисты не любят христианство?
После известных событий случившихся летом 1991 года, наша страна стала развиваться по новому пути. На территории государства, занимавшего некогда одну шестую часть суши, произошли грандиозные изменения, затронувшие все стороны бытия бывших советских граждан. В том числе эти перемены коснулись религиозного самосознания народа.

Живший семьдесят лет без религии социум вдруг потянулся в храмы. Если раньше, когда религия была официально в опале, людей часто крестили тайно на дому в собственных ваннах, то теперь можно было совершать этот и многие другие обряды совершенно без опасений оказаться без работы на улице.

Храмы стали потихоньку заполняться народом, но атеистический дух очень трудно вытравить из бывших безбожников, поэтому многие люди до сих пор церковь посещают лишь на большие религиозные праздники, например, на пасху - святить куличи.

Вы, наверное, удивитесь, но статистика показывает, что большинство современных верующих православных христиан никогда в жизни не читали свою главную книгу: библию. Я имею ввиду не частично, или в кратком, «детском», изложении, а именно целиком - от первой книги ветхого завета - Бытия, до последней книги завета нового - Откровения Иоанна Богослова (т.н. Апокалипсиса).

Чаще всего рядовой верующий гражданин имеет только самое поверхностное знакомство с библией. Попробуйте его спросить, читал ли он эту книгу:

- А зачем мне нужно её читать, - посмотрит на вас своими честными глазами такой человек, - я и так знаю, что там написано.

- Откуда вы знаете? - спросите вы.

- Ну так как же, - удивится ваш собеседник, - когда я был маленький, то мне мама часто читала «детскую библию», а когда я подрос, то и сам её множество раз перечитывал. Да и мультик в своё время смотрел, «Суперкнига», называется.

В чём же заключаются причины столь странной ситуации? Этому существует несколько объяснений. Я приведу их в произвольном порядке.

1. Противоречивость Библии. О том что Библия содержит многочисленные противоречия. Эти противоречия касаются не только, изложения мифологических событий - например две в корне различных истории сотворения мира, возникшие при слиянии в книге Бытия историй из двух различных источников; они касаются моральных установлений и заповедей. Своего максимума они достигают, когда начинаешь сравнивать моральные предписания и религиозно-мифологическую структуру нового и ветхого Заветов.

2. Чуждость Библии. Ветхий Завет представляет собой свод законов, установлений, моральных принципов древнееврейской культуры. Новый Завет - смесь древнееврейской, греческой и римской традиции более чем полутора тысячелетней давности. Этническая, культурная чуждость, а так же временная отдалённость делает Библию не актуальной, а иной раз пугающе чуждой и даже неприятной книгой. Особенно выделяется в этом плане Ветхий Завет.

3. Двойная мораль Библии. Изначально, тексты Библии были предназначены для священнослужителей, которые уподоблялись пастырям, в то время как рядовые люди уподоблялись овцам. Разумеется, у пастуха и овцы не может быть одинаковой морали. Для пастухов в библии своя мораль, для овец другая. В Библии изложены как методы управления людьми (низводимыми до уровня овец), так и то, что нужно рассказывать овцам, чтобы они были послушными и легко управляемыми. Именно поэтому, до конца средневековья рядовым верующим не разрешалось читать Библию. Даже сейчас, когда любой христианин может приобрести библию на своём родном языке, священники присваивают себе право трактовки и понимания библии, всячески стараясь оградить прочитавшего от правильного понимания текста. С этой же целью используются путаные богослужения, якобы отражающие библейские события, на самом же деле, уводящие от осмысления Библии. Можно сказать, что священники намеренно препятствуют верующим в изучении Библии.

4. Инфантильность Библии. Для простых скотоводов из древнееврейских племён, для которых уже само искусство писать и читать было недостижимой мудростью, книги Ветхого Завета без сомнения могли представляться хранилищем высшего знания, доступ к которым имели лишь просвещённые и власть имущие жрецы. Для современного образованного человека, то, что представлялось мудростью для древнееврейских пастухов, воспринимается как примитивные космогонические представления, приправленные слаборазвитыми этическими нормами и нелепыми суевериями.

5. Скучность Библии. Так как Библия давно уже не отвечает на насущные духовные проблемы современного человека и содержит в себе объёмные описания взаимоотношений между древнееврейскими феодальными царьками и жрецами, выполненные в большинстве случаев корявым, в литературном смысле, языком, то читать её попросту скучно.

6. Кровожадность Библии. В Библии присутствуют многочисленные сцены откровенной жестокости. Причём, грязные и кровавые поступки совершают не только древнееврейские царьки и пророки, но и сам господь бог. Во имя бога (и с его непосредственной помощью) сотнями тысяч уничтожаются не только люди из других племён, но и соплеменники. Их режут, сжигают в печах, бросают под молоты - и всё во "имя славы господней"! Апофеоза ветхозаветные зверства достигают в Новом Завете. Так, например в Отк. 14, 19-20, где люди цинично уподобляются винограду: "И поверг Ангел серп свой на землю, и обрезал виноград на земле, и бросил в великое точило гнева Божия. И истоптаны [ягоды] в точиле за городом, и потекла кровь из точила даже до узд конских, на тысячу шестьсот стадий".

Масса подобных проявлений сущности библейского бога, будучи осознанными, заставляют всякого нормального человека отказаться от поклонения столь ужасному существу, а слепо верящего не обращать внимания и не читать множество мест Библии, где выступает истинное лицо христианского божества.

Христианин, прочитавший полностью эту чуждую, противоречивую, скучную, инфантильную и кровожадную книгу, оказывается перед жизненным выбором: либо оказаться от своей веры, либо продолжать служить страшному, кровожадному богу, исполняя странные ритуалы, противоречивые указания, устаревшие законы древней еврейской скотоводческой культуры.

Это и служит основной причиной, по которой многие христиане не читают Библию, инстинктивно чувствуя её опасность для собственной веры.

Такое парадоксальное положение вещей заставляет меня дать верующим один совет:

Если ты верующий и хочешь им остаться, никогда не читай Библию полностью.

Если тебе надоело быть христианином, прочитай Библию целиком, от начала и до конца; читай и думай - какому богу ты служишь.

Итак, давайте с вами, уважаемые читатели, откроем христианскую библию, и пройдёмся по тексту:

Ветхий завет
* * *
Думаю, что стоит рассказать вам, уважаемые читатели и о том, как библейский праведник Лот предлагал своих девственниц – дочерей на растерзание озверевшей толпе гомосексуалистов:

1. И пришли те два ангела в Содом вечером, когда Лот сидел у ворот Содома. Лот увидел, и встал, чтобы встретить их, и поклонился лицом до земли.

2. И сказал: государи мои! Зайдите в дом раба вашего и ночуйте, и умойте ноги ваши, и встанете поутру и пойдёте в путь свой. Но они сказали: нет, мы ночуем на улице.


3. Он же сильно упрашивал их; и они пришли к нему и пришли в дом его. Он сделал им угощение и испёк пресные хлебы, и они ели.

4. Ещё не легли они спать, как городские жители, Содомляне, от молодого до старого, весь народ со всех концов города, окружили дом.

5. И вызвали Лота и говорили ему: где люди, пришедшие к тебе на ночь? Вывели их к нам; мы познаем их.

6. Лот вышел к ним ко входу, и запер за собой дверь,

7. И сказал: братья мои, не делайте зла;

8. Вот у меня две дочери, которые не познали мужа; лучше я выведу их к вам, делайте с ними, что вам угодно, только людям сим не делайте ничего, так как они пришли под кров дома моего.
(Бытие 19:1-8)

И этот человек, Лот, считается у христиан образцом для подражания. Отдавать своих родных дочерей шайке бандитов – извращенцев… Вам не кажется, что это как – то не по - христиански? Тем не менее – так написано в библии. Можете проверить мои слова прямо по тексту.

* * *

Вот вам другой библейский праведник – Аврам (позднее, бог дал ему другое имя – Авраам, и он стал отцом богоизбранного народа), он испугался египтян, и решил выступить в качестве сутенёра своей собственной жены.

11. Когда же он приближался к Египту, то сказал Саре, жене своей: вот, я знаю, что ты женщина, прекрасная видом;

12. И когда Египтяне увидят тебя, то скажут: это жена его; и убьют меня, а тебя оставят в живых;

13. Скажи же, что ты мне сестра, дабы мне было хорошо ради тебя, и дабы жива была моя душа через тебя.

14. И было, когда пришёл Аврам в Египет, Египтяне увидели, что она женщина весьма красивая;

15. Увидели её и вельможи фараоновы и похвалили её фараону; и взята она была в дом фараонов.

16. И Авраму хорошо было ради неё; и был у него мелкий и крупный скот и ослы, и рабы и рабыни, и лошаки и верблюды
(Бытие 12:11-16)

Как мы видим из этого примера, Аврам, будущий отец израильтян, испугавшись за собственную шкуру, отдаёт свою жену в наложницы фараону. Как вам нравственный облик сего человека?

Это ещё не всё насчёт библейского сутенёрства, помимо фараона, Аврам (ставший уже к тому времени Авраамом) так же отдал свою жену Авимелеху, царю Герарскому:
2. И сказал Авраам о Саре, жене своей: она сестра моя. И послал Авимелех, царь Герарский, и взял Сару.
(Бытие 20:2)

Стоит отдать должное Авимелеху: он не стал совокупляться с женой Авраама, но факт сутенёрства по-прежнему на лицо.
* * *

В библии так же можно встретить случаи инцеста (это когда человек совокупляется со своим самым ближайшим родственником: брат с сестрой, мать с сыном, отец с дочерью и т.д.).

30. И вышел Лот из Сигора и стал жить в горе, и с ним две дочери его, ибо он боялся жить в Сигоре. И жил в пещере, и с ним две дочери его.

31. И сказала старшая младшей: отец наш стар, и нет человека на земле, который вошёл бы к нам по обычаю всей земли;

32. Итак, напоим отца нашего вином, и переспим с ним, и восставим от отца нашего племя.

33. И напоили отца своего вином в ту ночь; и вошла старшая и спала с отцом своим: а он не знал, когда она легла и когда встала.

35. На другой день старшая сказала младшей: вот я спала вчера с отцом моим; напоим его вином и в эту ночь; и ты войди, спи с ним, и восставим от отца нашего племя.

36. И напоили отца своего вином и в эту ночь; и вошла младшая и спала с ним; и он не знал, когда она легла и когда встала.

37. И сделались обе дочери Лотовы беременны от отца своего.
(Бытие 19:30-37)
О времена, о нравы…

* * *

Сына, ослушавшегося родителей вторично следует забрасывать камнями до тех пор, пока он не испустит дух. Любопытно, что нигде в этой «радостной вести» не освещается, имеются ли какие-либо обязательства со стороны родителей к детям.

18. Если у кого будет сын буйный и непокорный, неповинующийся голосу отца своего и голосу матери своей, и они наказывали его, но он не слушал их, -

19. То отец его и мать его пусть возьмут его и приведут к старейшинам города своего и к воротам своего местопребывания.

20. И скажут старейшинам города своего: «сей сын наш буен и непокорен, не слушает слов наших, мот и пьяница»;

21. Тогда все жители города его пусть побьют его камнями до смерти; и так истреби зло из среды себя, и все Израильтяне услышат и убоятся.
(Второзаконие 21:18-21)
* * *

После того как Давид завоевал Равву и отобрал корону у тамошнего царя, нужно было что-то делать с местным населением. Надо отметить, что Давид отличался незаурядной фантазией.

31. А народ, бывший в нём, он вывел и положил их под пилы, под железные молотилки, под железные топоры, и бросил их в обжигательные печи. Так он поступил со всеми городами Аммонитскими.
(Вторая книга царств 12:31)
* * *

Самсон, длинноволосый и умственно недоразвитый культурист (он поведал одной четырежды его предавшей женщине секрет своей силы), связал хвосты каждой паре лисиц, сунул факел между ними и зажёг. Обезумевшие от боли животные бегали в агонии по жатве Филистимлян, невольно нанося последним материальный ущерб.

4. И пошел Самсон, и поймал триста лисиц, и взял факелы, и связал хвост с хвостом, и привязал по факелу между двумя хвостами;

5. и зажег факелы и пустил их на жатву Филистимскую, и выжег и копны, и нежатый хлеб, и виноградные сады, и масличные.
(Судей 15:4-5)
* * *

За то, что Давид "полакомился" замужней женщиной и убил её супруга, все его жёны должны были быть публично изнасилованы. Тут непонятно: если Бог хочет наказать Давида, почему насилуют его ни в чём не повинных жён, а не его самого?..

11. Так говорит Господь: вот, Я воздвигну на тебя зло из дома твоего, и возьму жён твоих пред глазами твоими, и отдам ближнему твоему, и будет он спать с жёнами твоими пред этим солнцем.
(Вторая книга царств 12:11)

* * *

Амнон, сын Давида положил глаз на свою сестру-девственницу, и в конце концов изнасиловал девицу. После этого он вдруг резко начинает её ненавидеть и прогоняет несчастную.

11. И когда она поставила пред ним, чтоб он ел, то он схватил её и сказал ей: иди, ложись со мною, сестра моя.

12. Но она сказал: нет, брат мой, не бесчести меня...

14. Но он не хотел слушать слов её, и преодолел её, и изнасиловал её, и лежал с нею.

15. Потом возненавидел её Амнон величайшею ненавистью, ...и сказал ей Амнон: встань, уйди.
(Вторая книга царств 13:11-12,14-15)

* * *

А вот как воплощает господь свой принцип о любви к ближнему:

27. так говорит Господь, Бог Израилев: возложите каждый меч на бедро своё, пройдите по стану от ворот до ворот и обратно, и убивайте каждый брата своего, каждый друга своего, каждый ближнего своего.
(Исход 32:27)

* * *

Пророк Илия направлялся в Вефиль. Детишки, повстречавшиеся ему на пути, стали дразнить его лысым, ибо голова пророка была действительно лишёна волосяного покрытия. Илия проклял их за это именем ГОСПОДА. Бог вступился за своего слугу и умертвил сорок два ребёнка из-за небольшой шалости.

23. ...малые дети вышли из города и насмехались над ним, и говорили ему: иди, плешивый, иди, плешивый!

24. Он оглянулся и увидел их и проклял их именем Господним. И вышли две медведицы из леса и растерзали из них сорок два ребёнка.
(Четвёртая книга царств 2:23-24)

Эпилог по ветхому завету:

В дальнейших частях христианской библии встречается множество подобных эпизодов. Что стоит, например, деяние всемирного потопа, когда были умерщвлены ни в чём не повинные дети и животные. Или исход евреев из Египта: тогда господь умертвил каждого первенца в каждой египетской семье. (И это зверское деяние положило начало празднования еврейской пасхи!). Про «мелкие» пакости божьих избранников (например, убийство Моисеем египтянина, просто по принципу : «Наших бьют»! я здесь не буду писать. В конце концов, эта книга не претендует не обширное религиозное исследование.

«Покончив» с ветхим заветом, я плавно перехожу к завету новому.

Новый завет
Начну вторую часть этой главы с высказываний знаменитого немецкого философа Ф. Ницше:
«Христианское понятие о божестве (Бог как Бог больных, Бог как паук, Бог как дух) — это понятие есть одно из самых извращённейших понятий о божестве, какие только существовали на земле; быть может, оно является даже измерителем той глубины, до которой может опуститься тип божества в его нисходящем развитии. Бог, выродившийся в противоречие с жизнью, вместо того чтобы быть её просветлением и вечным её утверждением! Бог, объявляющий войну жизни, природе, воле к жизни! Бог как формула всякой клеветы на «посюстороннее», для всякой лжи о «потустороннем»! Бог, обожествляющий «ничто», освящающий волю к «ни что»!..
(Ф. Ницше «Антихрист»)

« Судьба Евангелия была решена смертью, оно было распято на «кресте». Только смерть, эта неожиданная позорная смерть, только крест, который вообще предназначался лишь для canaille, — только этот ужаснейший парадокс поставил учеников перед настоящей загадкой: «кто это был? что это было?» Потрясённое и до глубины оскорблённое чувство, подозрение, что такая смерть может быть опровержением их дела, страшный вопросительный знак «почему именно так?» — такое состояние слишком понятно. Здесь всё должно было быть необходимо, всё должно было иметь смысл, разум, высший разум; любовь ученика не признаёт случайности. Теперь только разверзлась пропасть: «кто его убил? кто был его естественным врагом?» — этот вопрос блеснул, как молния. Ответ: господствующее иудейство, его высшее сословие. С этого мгновенья почувствовали в себе возмущение против порядка, вслед за тем поняли и Иисуса, как возмущение против порядка. До сих пор в его образе недоставало этой черты — воинственной, отрицающей словом и делом; даже более, в нём было обратное этому. Очевидно, маленькая община именно не поняла главного, символического в таком способе смерти, свободу, превосходство над всяким чувством ressentiment: признак того, как мало вообще они его понимали! Сам Иисус ничего не мог пожелать в своей смерти, как только открыто дать сильнейший опыт, доказательство своего учения. Но его ученики были далеки от того, чтобы простить эту смерть, — что было бы в высшей степени по-евангельски, — или отдать себя такой же смерти с нежным и мягким спокойствием души... Всплыло наверх как раз в высшей степени неевангельское чувство, чувство мести. Сделалось невозможным, чтобы дело окончилось с этой смертью: явилась нужда в «возмездии», в «суде» (и, однако, что может быть более неевангельским, чем «возмездие», «наказание», «суд»!). Ещё раз явилось на переднем плане популярное ожидание Мессии; исторический момент был уловлен; «Царство Божье» наступит, чтобы судить его врагов... Но этим всё сделалось непонятным: «Царство Божье» как заключительный акт, как обещание! Евангелие было именно бытие, исполнение, действительность этого Царствия. Именно такая смерть была как раз «Царством Божьим». Теперь только включили в тип учителя всё презрение и горечь к фарисеям и теологам и этим сделали из него фарисея и теолога. С другой стороны, необузданное прославление этих совершенно выскочивших из колеи душ не выдерживало более того евангельского утверждения равенства всех как детей Божьих, которому учил Иисус; местью их было неумеренно поднять Иисуса, отделить его от себя: совершенно так, как некогда иудеи из мести к своим врагам отделились от своего Бога и подняли его на высоту. Один Бог и один Сын Божий: оба порождения ressentiment...»
(Ф. Ницше «Антихрист»)

Теперь же, по традиции, обратимся к первоисточнику – евангелиям:

* * *

Как Иисус относился к сексу? Он считал, что для того, чтобы попасть в «царство небесное», нужно забыть о радостях плоти, и, лучше, самому себя кастрировать. Вы мне не верите? Давайте откроем евангелие от Матфея:

12. «Ибо есть евнухи, рождённые такими от чрева матери, и есть евнухи, которых люди сделали евнухами, и есть евнухи, которые сами себя сделали евнухами ради небесного царства. Кто может вместить это, пусть вместит».
(от Матфея 19:12)

* * *

Всякое шевеление сексуального инстинкта: великий грех для Христа. Если вы едете в автобусе, трамвае или просто идёте по улице и засмотрелись на хорошенькую девчонку, - то вы – великий грешник. Опять мне не верите? Послушаем слова Иисуса:

27. Вы слышали, что сказано «не прелюбодействуй»

28. А я говорю вам, что всякий, кто продолжает смотреть на женщину и разжегается к ней страстью, уже совершил с ней прелюбодеяние в своём сердце.

29. Если же твой правый глаз становится для тебя преткновением, вырви же его и брось от себя. Ибо лучше для тебя, чтобы погиб один из твоих членов, чем всё тело твоё было брошено в геену.

30. И если твоя правая рука становится для тебя преткновением, отсеки её и брось от себя…
(от Матфея 5:27-30)
Как мы видим из этого фрагмента, сын божий мало того, что объявляет малейшее проявление похоти – греховным, он ещё призывает нас к членовредительству. Надеюсь, вы понимаете, что Иисус под «глазом» и «рукой» понимал некий другой человеческий орган?

* * *

Кстати, стоит сказать немного об его учениках. Те 12 человек, которых мы называем апостолами, и свято чтим, на деле оказываются последними трусами. Когда Иисуса арестовала римская стража, то его ученики:

56. …Тогда все ученики, оставив его, убежали.
(от Матфея 26:56)

* * *

Уважаемый читатель, позвольте спросить? Вы любите свою семью: мать, отца, брата, сестру, бабушку? А вы в курсе, что в «царство божие» идут только предатели дома своего? Откроем евангелие от Луки:

29. Он сказал им: «Истинно говорю вам: нет никого, кто оставил дом, или жену, или братьев, или родителей ради царства бога

30. и не получит во много раз больше в это время, а в грядущей системе вещей – вечную жизнь».
(от Луки 18:29-30)
51. Вы думаете, я пришёл, чтобы принести на землю мир? Нет, говорю вам, но разделение.

52. Ибо отныне пятеро в одном доме разделятся: трое против двух и двое против трёх.

53. Разделятся: отец против сына и сын против отца, мать против дочери и дочь против матери, свекровь против невестки и невестка против свекрови.
(от Луки 12:51-53)

* * *

Если вы до сих пор не хотите принять очевидного, то вот вам ещё одна прямая цитата слов спасителя:

26. «Если кто приходит ко мне и не возненавидит отца и мать, жену и детей, братьев и сестёр, и саму свою душу, то он не может быть моим учеником».
(от Луки 14:26)

* * *

Иисусу очень повезло, что в его времена не было Гринписа, и «движения зелёных»:

13. И, заметив издалека инжир, на котором были листья, пошёл посмотреть, не найдёт ли на нём чего – нибудь. Но, подойдя к нему, не нашёл ничего, кроме листьев, так как было не время для инжира.

14. И, обратившись к нему, сказал: «Да не будет больше никто есть плодов от тебя вовек». А его ученики слушали.
…

20. А рано утором, проходя мимо, увидели, что инжир засох до самых корней.
(от Марка 11:13-14,20)
Кто собирает грибы зимой?

* * *

Павел и его ученики особенно постарались поточнее определить место для женщины в христианском обществе. Результат однозначен: рта не разевать, мужчине поклоняться. Оправдывается же доминирование мужчины как бы историей сотворения мира.

3. Хочу также, чтобы вы знали, что всякому мужу глава Христос, жене глава – муж, а Христу глава – Бог.

7. Итак муж не должен покрывать голову, потому что он есть образ и слава Божия, а жена есть слава мужа.

8. Ибо не муж от жены, но жена от мужа, и не муж создан для жены, но жена для мужа.

9. И к тому же не мужчина сотворён ради женщины, но женщина – ради мужчины.
(1 Коринфянам 11:3,7-9)

* * *

Если верить второму соборному посланию Иоанна Богослова, представителей других вероисповеданий запрещается не только приглашать в гости, но и вообще приветствовать. Это к слову о любви к ближнему. Замечательно также, что все исповедующие другую, отличную от христианской религию автоматически зачисляются в список участников в «злых делах».

10. Кто приходит к вам и не приносит сего учения, того не принимайте в дом и не приветствуйте его.

11. Ибо приветствующий его участвует в злых делах его.
(2 Иоанна 10:11)

* * *

Из приведенных мною выше примеров становится очевидным, что христианская библия никак не может претендовать на звание канона нравственности. Если бы христианство не исповедовалось бы так истово по всему миру, то эту книгу, возможно, многие страны бы запретили и предали анафеме. Но так как за библией тянется длинный исторический шлейф, то эта книга продолжает носить гордое имя «святого писания». Кстати, в средние века, эта книга была под строжайшим запретом для рядового населения. Её могло читать только исключительно духовенство, выбирая из неё только избранные места для своих проповедей.

Закончу эту главу своей книги опять словами Ницше:

«Не следует украшать и выряжать христианство: оно объявило смертельную войну высшему типу человека, оно отреклось от всех основных инстинктов этого типа; из этих инстинктов оно выцедило понятие зла, злого человека: сильный человек сделался негодным человеком, «отверженцем». Христианство взяло сторону всех слабых, униженных, неудачников, оно создало идеал из противоречия инстинктов поддержания сильной жизни; оно внесло порчу в самый разум духовно-сильных натур, так как оно научило их чувствовать высшие духовные ценности как греховные, ведущие к заблуждению, как искушения».
(Ф. Ницше «Антихрист»)

Сатанизм и мораль
Когда – то говорили о всякой морали: «По её плодам вы познаете её»! Я говорю о всякой морали: «Она есть плод, по которому я узнаю ту почву, на которой он вырос».
Ф. Ницше


В среде простых обывателей принято считать, что Сатанизм не имеет абсолютно никакого отношения к общественной морали. Давайте разберёмся, правы ли те, кто так утверждает. Давайте попробуем понять, что означает понятие морали вообще, и в приложении к Сатанизму в частности. Существует ли понятие «Сатанинской морали» как таковое?
Что же такое мораль? Существует множество определений данного понятия. Одно из них звучит так: «Мораль» - это система оценок, имеющая корни в жизненных условиях известного существа.

Какова же сфера действий моральных оценок? Они являются верными спутниками каждого чувственного впечатления. Сама же эта интерпретация – внеморального происхождения. Что служит критерием при оценке морального поступка? – его альтруистичность (бескорыстность), его общественная значимость, его обязательность перед обществом, перед ближним и т. д. Но так могут рассуждать лишь христианские проповедники.

Как относиться к тому положению, выдвинутому Христом, что я должен ценить благо ближнего своего, выше своего собственного блага? Что касается моего ближнего, то он, в свою очередь, должен как раз наоборот ставить моё благо выше своего? Тут всплывает знаменитое «ты должен», которое рассматривали как «данность» даже философы!

Любой человек взаимодействует в обществе со своим ближним, тот – со своим, и так далее. Каждый Сатанист пытается выделиться из окружающей его толпы, не подпасть под её чары, и не затеряться в общей массе людей. Сатанист пытается не растворить свою индивидуальность, индивидуальность своего Я, своего разума, в общем потоке окружающих его чужих Я, которые, сливаясь воедино, образуют стадо, живущее по своим стадным законам, и руководствуются своим стадным инстинктом.

Чем опаснее кажется известное свойство конкретного индивидуума, тем сильнее оно подвергается гонению. Стадо считает, что каждый входящий в него человек должен быть познаваем для окружающих. Что внутренний мир человека должен быть вывернут наизнанку, для всеобщего обозрения. Никаких притворств и скрытых действий. В противном случае индивид считается опасным для общества. Общество ненавидит всех скрытных, таинственных и не поддающихся познанию людей. С самого раннего детства ребёнку внушается, что он должен сам себя считать познаваемым. Становясь взрослее, человек перестаёт верить в свою изменчивость.

Стадо пытается сохранить в себе постоянство, и одинаково враждебно смотрит и на опустившихся (алкоголиков, наркоманов и т.д) и на стремящихся подняться над стадом (например, на Сатанистов). Все потребности стада направлены на застой и неподвижность. Стадо накладывает жесточайшее табу на все самостоятельные творческие позывы конкретных личностей.

Вернёмся же к моральным поступкам. По определению, поступки должны делиться на моральные (т.е общественно одобряемые), и на аморальные, иначе: предосудительные (т.е. обществом отвергаемые).

Посмотрим, что нам говорит известный философ Ф. Ницше о предосудительных поступках:


«Понятие «предосудительный поступок» представляет значительные трудности. Ничто из всего того, что вообще происходит, не может быть само по себе предосудительно: ИБО НЕЛЬЗЯ ЖЕЛАТЬ, ЧТОБЫ ЕГО НЕ БЫЛО, потому что всё отдельное так связанно с целым, что желать исключить что – нибудь – значит исключить всё. Предосудительный поступок означает – мир вообще никуда не годен….»


У поступка, как такового нет ценности. Всё дело в том, кто и при каких обстоятельствах его совершает. То же самое преступление может быть, как и верховным правом, так и позорным клеймом.

Но что же такое мораль Сатаниста, какие преимущества она ему даёт?

Мораль для каждого Сатаниста заключается, прежде всего, в следовании голосу своего собственного разума, не преступая при этом законы той конкретной страны, где данный Сатанист в настоящее время проживает. Свобода ВЫБОРА собственного жизненного пути – вот главная моральная ценность каждого следующего по пути Ада человека. Свобода осознать всю ошибочность христианской моральной гипотезы, и открыто признать своё отношение к христианскому рабскому идеалу.

Тогда встаёт вопрос: «вот вы говорите – свобода, а как же тогда организованность Церкви Сатанаила, как религиозной структуры?». Всё очень просто, для того, чтобы сообща прославлять Сатанаила, и для того, чтобы эффективнее противостоять врагам Сатанизма – нужна организованная структура. Тут следует ещё раз особо подчеркнуть следующее положение: Члены Церкви Сатанаила противостоят христианству исключительно не грубой физической силой, но голосом своего разума. Адепт Церкви Сатанаила может совершить насилие только в целях самообороны себя и своих ближних, при этом действуя исключительно в рамках Закона своей страны.

В заключение статьи следует добавить, что в своей повседневной жизни Сатанисты ведут себя, как и все остальные люди. Так что с первого взгляда очень трудно определить, является ли человек Сатанистом. Основное Правило Сатанинской морали можно сформулировать следующим образом: относись к ближним так, как они этого заслуживают. То есть - ненавидь врагов, люби друзей и близких. Уважай старших. Всегда сохраняй спокойствие и твёрдость духа. Не начинай грубить и хамить первый. Отвечай грубостью за грубость и ударом на удар только тогда, когда больше нет иного выхода (например, в целях защиты себя, или своих ближних). Соблюдай правила этикета и придерживайся правил хорошего тона. Ибо Сатанист – это элита общества.

Исключение составляют «сатанисты» - позёры. Такие люди культивируют, как правило, только внешнюю Сатанинскую атрибутику (пр. носят перевёрнутые пентаграммы на своих шеях, одеваются во всё чёрное). Как правило, это подростки от 15 до 22 лет. Когда они закончат свои институты или училища, когда они устроятся на приличную работу, найдут себе жён и мужей и выйдут, наконец, из – под опеки своих родителей, то их косухи найдут своё вечное пристанище на чердаках и в подвалах их домов. На цепи, которыми они сейчас так любят обвешиваться, будут посажены их домашние псы. А их пентаграммами будут играть их младшие братишки, и сестрёнки, которые к тому времени уже подрастут и окрепнут.

Настоящие Сатанисты не носят никаких косух и цепей. Кроме того, настоящие Сатанисты могут и вовсе не быть металлистами, а слушать совершенно другую музыку. Собственно, в Сатанинских Правилах нет такого пункта – какую музыку должен слушать Сатанист, и как он должен одеваться в повседневной жизни. Тут главное другое. Тут главное, чтобы Сатанист верил в свои убеждения, и свято им следовал на протяжении всей своей жизни.

Добродетель и Сатанизм
Можно быть хорошим только тогда, когда умеешь быть дурным; бываешь дурным потому, что иначе ты не сумел бы быть хорошим.
Ф. Ницше

Так что такое добродетель, и кто такой добродетельный человек с точки зрения Сатаниста? Как сказал один философ: «Хорошие люди все слабы: они хороши, потому, что они недостаточно сильны, чтобы быть дурными».

Если человек отказался от «зла» (в понимание христианства), и встал на путь христианской добродетели, то это не означает, что он зарыл в землю топор войны. Вовсе нет. Война для такого человека продолжается с новой силой, и с новым упорством. Рассмотрим эти слова на примере «христианской добродетели»:

Как только человек записывает себя в ревностные христиане, то он с первого же дня своего христианского служения начинает вести жесточайшую и непримиримую войну с «грехом» и «пороком». Вся вселенная становится переполненной для такого человека грязью и развратом. Он борется со «злом» до последней капли своих сил, пока не открывает «зло» в самом себе: в своих тайных помыслах и желаниях. Тогда он вынужден признать злою всю окружающую его природу, людей – неисправимо испорченными, а добродетель – милостью божьей, недоступной для человека. В конечном итоге он приходит к выводу, что добро, как высшая ценность, осуждает жизнь.

В своё время Ф. Ницше объявил войну «худосочному христианскому идеалу», но с оговоркой – «не с намерением его уничтожить, а только, чтобы положить конец его тирании и очистить место для новых идеалов, для более здоровых и сильных идеалов…». Тут можно целиком и полностью поддержать правоту великого мыслителя, ибо христианский идеал не может быть приемлемым жизненным стимулом для любого Сатаниста.

Так что же заключает в себе христианский идеал? Ну, например, сострадание к любому и каждому человеку. Но это просто ни что иное, как бесполезная необоснованная трата чувств. Жизненная мудрость нам говорит, что если мы будем сострадать и любить каждого человека, то у нас не останется сил на эти чувства к тем людям, которые по – настоящему этого заслуживают.

Человек, поставивший себя на путь служения христианской добродетели не способен заслужить к себе уважения: так как такой человек перестаёт быть Я, перестаёт быть Личностью с большой буквы. Такой человек живёт по единожды составленной схеме. У него нет ценности, как у уникального индивида. Его можно сравнивать с другими такими же людьми – автоматами. Такой человек утрачивает навсегда свою самоценность, ибо не мыслит более себя как цель, а только как средство для достижения других, чужих, призрачных целей.

Сатанисты, вместе с Ф. Ницше считают, что христианские добродетели столь же опасны, сколь и пороки, поскольку мы допускаем, чтобы они властвовали над нами извне в качестве авторитетных законов, а не порождали их, как надлежало бы, сначала из самих себя.

Что, собственно, Сатанисты и делают: они сами решают, что в их понимании является добродетелью, и устанавливают степень своей добродетельности к тому или другому лицу.

Самые главные добродетели, которым обязан следовать каждый Сатанист:
- это, прежде всего, тяга к знаниям, ибо Сатанист должен всегда следовать Путём Сатанаила, а Путь Сатанаила, это Путь Просвещения. Для того, чтобы уметь просвещать народ, надо иметь определённый багаж знаний, отсюда следует, что каждый Сатанист должен постоянно находиться в процессе познания себя самого и окружающего его мира.

- трудолюбие. Сатанист не должен лентяйничать. Каждый адепт ЦС должен воспитывать в себе тягу к труду на благо общества, а так же себя и своих ближних.

- Сатанист должен вести здоровый образ жизни, ибо, как говорится, «в здоровом теле – здоровый дух». Здоровый, крепкий организм, не отягощённый вредными привычками, способен на более продуктивную работу, как в интеллектуальной, так и в физической сфере деятельности.

- толерантность. Целью каждого Сатаниста является консолидация гражданского общества, поддержка разнообразия, утверждение права всех людей быть разными. Толерантность - это ценность и социальная норма гражданского общества, проявляющаяся в праве всех граждан быть различными; обеспечении устойчивой гармонии между различными конфессиями, политическими, этническими и другими социальными группами; уважении к разнообразию различных мировых культур, цивилизаций и народов; готовности к пониманию и сотрудничеству с людьми, различающимися по внешности, языку, убеждениям, обычаям и верованиям.

- уважение к ближнему. Сатанист должен относиться уважительно к старшим, более опытным людям. Если точка зрения собеседника не согласуется со взглядами Сатаниста, то Сатанист должен уметь аргументировано отстаивать свою позицию, а не кричать, или размахивать кулаками.

- взаимовыручка. Сатанист обязан помогать своим братьям по вере. Не оставлять в беде своих единомышленников.

- помощь ближнему. Сатанист, в отличие от христианина, имеет полное право ненавидеть своих врагов. Но, если человек не сделал Сатанисту ничего плохого, и нуждается в помощи, то почему бы не помочь ему? Полагаю, что если Сатанист переведёт через дорогу старушку, или уступит даме место в общественном транспорте, то от него не отвалится кусок. Как уже писалось выше, каждый Сатанист должен придерживаться хорошего тона, и соблюдать правила этикета.

Всё это - естественная мораль, которой в повседневной жизни следуют все люди. Сатанисты ни чем не хуже, а во многом, даже лучше обычных людей. Следовательно, Сатанист должен показывать пример окружающим. Соблюдение изложенных выше не хитрых правил заставит людей уважать Сатаниста.

Величие разума против ханжеской тупости
…Однако когда тупость достигает определённого предела, с ней становиться трудно ужиться. Она – как волхвы, что пришли к царю Ироду, чтобы узнать про младенца. Я хочу сказать, до чего же может дойти тупость? Где он – рождённый стать царём Иудейским! И об этом спрашивать ирода!
Козлов Н.И. (известный психолог)

Закостенелость мозгов – вот главный признак мракобесия христианского. Со времён своего утверждения в качестве мировой религии, христианство всячески препятствовало стремлению к образованности в рядах своей паствы. Вспомним классический пример: смерть в 1600 году Джордано Бруно на костре инквизиции.

Вот что утверждал Джордано Бруно.

1. Земля имеет лишь приблизительно шарообразную форму: у полюсов она сплющена.

2. И солнце вращается вокруг своей оси

3. "...земля изменит со временем центр тяжести и положение свое к полюсу".

4. Неподвижные звезды суть также солнца.

5. Вокруг этих звезд вращаются, описывая правильные круги или эллипсы, бесчисленные планеты, для нас, конечно, невидимые вследствие большого расстояния.

6. Кометы представляют лишь особый род планет.

7. Миры и даже системы их постоянно изменяются и, как таковые, они имеют начало и конец; вечной пребудет лишь лежащая в основе их творческая энергия, вечной останется только присущая каждому атому внутренняя сила, сочетание же их постоянно изменяется.

Джордано Бруно пишет «еретические» книги. В его книгах злая усмешка, уничтожающая ирония соединяются с героическим воодушевлением вечными идеалами человечности и твердой уверенностью в окончательной победе истины и справедливости. "Истина есть пища каждой истинно героической души; стремление к истине - единственное занятие, достойное героя", - писал Бруно.

Джордано Бруно открыто отстаивает свои убеждения. Уже находясь в инквизиторской тюрьме, в ожидании своего приговора, он писал: " Храбро боролся я, думая, что победа достижима. Но телу было отказано в силе, присущей духу, и злой рок вместе с природою подавляли мои стремления... Я вижу, что победа есть дело судьбы... Силы мои направлены на то, чтобы заслужить признание будущего".

20 января 1600 года состоялось заключительное заседание по делу Бруно. 9 февраля был отправлен во дворец великого инквизитора Мадручи, и там он был лишен священнического сана и отлучен от церкви. После этого его предали светским властям, поручая им подвергнуть его "самому милосердному наказанию без пролития крови". Такова была лицемерная формула служителей христианской церкви, означавшая требование сжечь живым.

История культуры свидетельствует, что в переходные периоды - периоды интеллектуальной растерянности, - такие, как эллинизм, Возрождение, Реформация или новый эллинизм в ХХ веке, вектор культурной эволюции направлен в прошлое. Все новые социальные движения, обернувшиеся, впрочем, великими ошибками, черпали энергию из наследия предков. Хрестоматийным и ныне актуальным примером может служить интеллектуальная катастрофа эллинов, обратившихся к христианству, по оценке образованных людей того времени - чудовищному и архаичному суеверию.

Думая, что Джордано Бруно преследовали и сожгли за смелые идеи о бесконечности Вселенной и движении Земли, мы обедняем его образ и недооцениваем историческую роль. Инквизиторов интересовали не философские взгляды Бруно, но его антихристианская миссия. В списке заметных еретиков он остается единственным не реабилитированным до наших дней католической церковью.

Вы думаете, что это только у католиков так поступали с еретиками, и что в России не было инквизиции? Как бы не так! В царской России православная церковь в союзе с властями выступала в роли неистового гонителя просвещения народных масс, в роли рассадника невежества и отупления народа.

Для того, чтобы утвердить позиции церкви, в 1817 г. «Министерство просвещения» было реорганизовано в «Министерство духовных дел и народного просвещения».

Приняв решение, что научное знание нужно подчинить религии, царское правительство потребовало от ученых отказаться от свободы научного исследования.

«Министерство духовных дел и народного просвещения» решило положить религиозные принципы в основу всей системы воспитания и образования: школу сделали кузницей кадров для будущих верных слуг «царя и отечества».

В 1840 г. в России было 43 тыс. церквей и часовен, в 1890 г., благодаря поддержке правительства, их стало 64 тыс., в 1914 г. — около 80 тыс.

Правительство не жалело средств на открытие новых монастырей и церквей, на содержание огромной армии монахов, священников и причетников, но на народное образование денег не отпускало.

Конец церковному беспределу положила Революция. Жирную точку в беззакониях церковников положил знаменитый ленинский «Декрет об отделении церкви от государства и школы от церкви» (1918г.). Декрет отменял всякую дискриминацию граждан в связи с их отношением к религии, провозглашал светскость государства и школы; устранял ранее существовавшее деление религиозных организаций на “господствующие”, “терпимые” и “гонимые” — все они становились равноправными “частными обществами”, которые образуются на добровольных началах и содержатся за счет верующих; создавал правовые, организационные и материальные условия, когда каждый гражданин мог свободно определить свое отношение к религии и поступать сообразно своим убеждениям.

Сатанизм и правописание
Люби и уважай наш родной русский язык
Велик и могуч наш славный русский язык! Россия дала миру целую плеяду талантливейших мастеров слова! Пушкин, Толстой, Достоевский (список можно продолжать до бесконечности) – непревзойдённые мастера пера и бумаги! Сохранять своё богатство и быть прекрасным на слух и чтение, русскому языку помогают непреложные правила произношения и правописания. Если не соблюдать этих правил, то наш родной литературный язык теряет свою благозвучность, и превращается в банальный сленг. Здесь я собираюсь поговорить с вами, дорогие мои читатели, о правилах написания некоторых широко употребительных слов, имеющих непосредственное отношение к Сатанизму, и религии в целом. Я поведу речь о правописании двух слов, известных с младенческих лет каждому жителю России, а именно, о словах «бог» и «дьявол».

В годы Советской власти слова «бог» и «дьявол» были уравнены в своём правописании: со времён тов. Ленина и до последних дней президентства Первого (и последнего) президента СССР М.С. Горбачёва, эти слова было принято писать со строчной (т.е. «маленькой» буквы).

Автор этой книги помнит, как в начальной школе, на закате Советского Союза, изучал какой – то программный рассказ, как раз посвящённый данной проблеме. Суть рассказа такова: Советская Россия. 1918 год. Свершилась Революция. Сельская школа. Дети только что сдали учительнице свои диктанты на проверку. Учительница просматривает работу малыша, который заглядывает в это время ей через плечо. В работе ошибка: слово «бог» написано с маленькой буквы (до революции это слово писали с прописной («большой») буквы). Учительница указывает своему ученику на его ошибку, на что тот гордо заявляет: «Революция свершилась, и бога больше нет!»

К сожалению, за давностью лет, я не помню уже автора этого рассказа, и я мог ошибиться в деталях, описывая сюжет, но суть рассказа я передал верно: в Советской России, слово «бог» писали всегда с маленькой буквы именно потому, что отрицали существование этого самого бога.

Но случился известный переворот (т.н. путч) августа 1991 года. (Автор книги до сих пор с болью и горечью вспоминает эти не столь далёкие времена). Наша страна была повёрнута на 180 градусов. В обществе произошла координальная смена моральных ценностей и устоев. Если раньше поклоняться и служить богу было чем – то позорным, и шло в разрез с государственной идеологией, то теперь авторитет бога и церкви христовой был восстановлен в общественном сознании. Теперь стало правилом хорошего тона посещать православные храмы и носить на своей шее символ распятого бога.

Общественное правописание тоже решило не отставать от жизни и идти в ногу со временем. Слово «бог» вновь, как и до революции, стали писать с большой буквы, объясняя, что это как бы имя собственное старика в сандалиях и с белой бородой, наблюдающего за нашими делами.

Не спорю: эта точка зрения, конечно, интересная. «Бог» - это собственное имя бога? Абсурд! У бога уже есть имя, даже целая куча имён: Иегова (Яхве), Аллах, Будда…. Зачем название существа или предмета отождествлять с самим существом или предметом? Ну, допустим, ладно, отождествили, но почему же тогда забыли о Великом противнике бога? Почему забыли о Дьяволе? Почему – то все пишут слово «бог» с большой буквы, а слово «дьявол» - всегда с маленькой? Следуя банальной логике, эти два слова должны либо оба писаться с большой буквы, либо оба – с маленькой! Если считать слово «бог» - собственным именем бога, то тогда и вы, уважаемые литераторы, извольте и о Дьяволе не забывать!

Иконы - деревянные идолы, или политеизм в православии
У православных христиан принято молиться так называемым «святым иконам». Иконы находятся в самых разных местах: в храме - в иконостасе и по стенам, и в домах верующих людей - в переднем углу.

Откроем «Закон божий» и почитаем, что там говорится об иконах. «Иконою или образом называется изображение самого бога, или божьей матери, или ангелов, или святых угодников…». Читаем дальше: «…не иконе мы должны молиться, а богу или святому, который на ней изображён». Ко второй цитате мы вернёмся немного позже, сейчас же остановимся по - подробней на «изображениях божьей матери, ангелов, святых угодников».

Есть одна Книга - авторитет всего христианского мира. То, что в ней написано, является непререкаемой догмой для каждого верующего человека. Ведь, если поставить под сомнение хоть одно положение из Этой Книги, то на корню разрушится вся христианская религия. Вы уже догадались, о какой такой Книге идёт здесь речь? Да, верно, я говорю о библии.

Так вот, в библии изложена основа всего христианского мира, я имею ввиду Синайское законодательство. Проще говоря - знаменитые десять заповедей, которые, получил от бога пророк Моисей на горе Синай. Вот как это было (по библии):

От Чёрмного моря евреи всё время шли по пустыне. Они остановились станом у горы Синая. Здесь Моисей взошёл на гору, и господь сказал ему: «Так скажи сынам израилевым: если будете слушаться голоса моего, то будете моим народом».

На третий день густое облако покрыло вершину горы Синай. Сверкали молнии, гремел гром и раздавался сильный трубный звук. От горы восходил дым, и вся она сильно колебалась. И изрёк господь свой закон в десяти заповедях…

Здесь я не буду перечислять все заповеди, так как они и без того всем известны (подробнее см. библию, книгу «Исход»). Остановлюсь я только на двух первых (по списку, который получил Моисей) заповедях, так как они имеют самое непосредственное отношение к теме этой главы.

Первая заповедь звучит так: «Я, господь бог твой, да не будет у тебя других богов, кроме меня».

Вторая заповедь такова: «Не сотвори себе кумира (идола) и никакого изображения того, что (находится) на небе вверху, что на земле, внизу, что в водах под землёю; не кланяйся и не служи им».

Чем же занимаются наш православный народ? Они, потеряв всякую совесть и стыд, сотворили себе великое множество деревянных идолов, и набожно молятся им.

Из курса истории мы отлично помним, что в Древней Руси был широко распространён политеизм (многобожие), наши предки поклонялись целому сонму различных богов и богинь. Строили капища и возжигали кумирницы Перуну, Хорсу, Велесу, Яриле и другим древним божествам. Но в 988 году князь Владимир принёс на Русь христианство. Политеизм был заменён на монотеизм. То есть люди стали поклоняться единому богу. Деревянные идолы прошлого были сброшены киевским князем в Днепр, и на месте старых капищ, засверкали на солнце золотые маковки православных церквей.

Люди с чрезвычайной неохотой расставались с верой своих дедов и отцов. Повсеместно встречались случаи массового самосожжения. Владимиру приходилось насаждать православие огнём и мечём. Города, которые отказывались креститься, обкладывались жесточайшей данью. Язычество категорически и безоговорочно ставилось в положение вне закона.

Для того, чтобы православие легче приживалось на русской земле, старые языческие праздники было решено адаптировать под новые, христианские.

Со времени крещения Руси прошло более тысячи лет, но отголоски древнего язычества встречаются повсеместно. Русскому человеку мало молиться одному богу. Видимо, человек полагает (чаще всего на подсознательном уровне), что один бог никак не в силах следить за деяниями каждого отдельного человека на нашей земле. Ему (богу) необходимы помощники. Раз язычество - кануло в Лету, а в православии бог - один (вернее, их три - отец, сын и святой дух, - но верующий считает эту троицу неделимой), то надо выдумать ему помощников. Вот тут и появляются на сцене святые, праведники, мученики и т.д.

«Зачем молиться одному лишь Иегове (думает православный), которому, возможно, нет до меня абсолютно никакого дела? Давай-ка, я лучше помолюсь нашей заступнице - богородице, или Николаю чудотворцу. Они, дескать, заступятся за меня перед господом».

У православного христианина никогда даже не возникало вопроса, - если «бог - есть любовь», то зачем тогда перед ним заступаться?!? Если же бог не олицетворяет любовь, а олицетворяет, наоборот, ненависть, то тогда зачем ему служить?

Поклонение «святым угодникам божьим» - не есть ли это скрытая форма идолопоклонничества?

Предлагаю вам задуматься на досуге над этим вопросом…

Теперь пришло время вернуться к теме, которой я уже вскользь касался в начале этой главы: Дескать, православные христиане, согласно закону божьему, молятся не самим иконам, как предметам созданным из дерева и бумаги, а святым, которые на этих самых иконах изображены. Всё, конечно, прекрасно, но у меня возникает следующий вопрос: почему верующие обращаются с мольбами к различным иконам одного и того же святого по разным вопросам. Поясню, чтобы было понятнее, на конкретном примере: существует великое множество икон богородицы. Среди них есть, например, казанская ИКОНА божьей матери, владимирская ИКОНА божьей матери, список можно продолжать ещё долго… Так вот, многие верующие называют эти иконы немного по другому, чем я здесь написал, а именно: «казанская божья матерь», «владимирская божья матерь» и т.д. (надеюсь, вы почувствовали разницу в названии? - Они переносят на неодушевлённую икону свойства живого существа, иначе говоря, практикуют обычный фетишизм). При этом, они молятся одной божьей матери от дождя, другой - от пожара, третий - от засухи и т.д. Да будет вам известно, что божья матерь реально существовала только одна - мать Иисуса Христа.

В заключение этой главы хочется пожелать верующим быть честными, в первую очередь, с самими собой. Вы должны в полной мере отдавать себе отчёт, что, молясь какому - нибудь «спасу - нерукотворному», вы совершаете ни что иное, как акт идолопоклонничества.

Православие - тоталитарная секта!
Предлагаю сначала выяснить, что же такое само понятие «тоталитарная секта»?

Самое распространённое определение этого понятия таково: «Тоталитарная секта - это организация с жёсткой структурой, имеющая обожествленного лидера или верхушку, применяющая методы по контролированию сознания своих членов и удерживанию их, жестко регламентирующая все аспекты их жизни, использующая обманные методы при вербовке и т.д.»

Православие со всей присущей ему убеждённостью, заявляет о своей единственной монополии на «истину в последней инстанции», прибегая в своей пропаганде к запугиваниям и угрозам. Православие нетерпимо к инакомыслию, то есть оно объявляет все прочие христианские конфессии ложными! Дескать, «если ты католик или баптист, то непременно попадёшь в ад.

Православие любыми путями пытается распространить своё влияние, не гнушаясь при этом самой гнусной лжи: что стоит одно лишь «чудо схождения благодатного огня великой субботы»! Чтобы пояснить свою мысль, приведу выдержку из статьи Александра Мусина, доктора исторических наук, кандидата богословия:

«На Руси эта легенда была известна уже с XII века по рассказам паломников и лубочным картинкам. Но уже создание в 1847 году духовной миссии в Иерусалиме и открытие в 1882 году палестинского общества не вызвали у нас массового «огненного психоза». Потому что уровень церковной культуры позволял понимать, что происходит на самом деле.

Основатель миссии епископ Порфирий (Успенский, 1804 - 1885) в своих воспоминаниях рассказывает, как иерусалимское духовенство «зажигает огонь от лампады, скрытой за движущейся мраморной иконой вознесения Христова» (Порфирий (Успенский), Книга бытия моего, СПБ, 1896. Т.З.С. 299). Литургист А.А.Дмитриевский (1856 - 1929) на основании устава гроба господня 1132 года показал, как духовенство готовит к Пасхе лампады, чтобы зажечь в них новый огонь. В 1949 году его ученик, петербургский профессор Н.Д.Успенский (1900 - 1987) продемонстрировал, как складывался огненный миф. Его учеником в семинарии в тот год был будущий патриарх Алексий (Редигер). Он, как и высшее духовенство РПЦ, не может не знать правды о «благодатном огне».

В России благочестивый обман получил массовое распространение только в тоскливый период застоя 1970 - х годов. Сегодня упадок богословского образования способствует утверждению мифа. Характерно, что иерархи воздерживаются от заявлений, предпочитая насаждать сомнительный культ чужими руками. РИА «Новости» повторяет чей - то экзальтированный бред, описывающий физические характеристики огня, заметные при «замедленной съёмке».

На вопрос епископа Порфирия, почему нельзя честно рассказать людям, что происходит, святогробский митрополит простодушно ответил, что его растерзают тут же, как только узнают правду.

Естественно, новый огонь, зажжённый на Пасху, да ещё в Иерусалимском храме, - вещь для верующих особая. Его дистрибуция в промышленных масштабов - хороший знак солидарности некоторых христианских народов. Но утверждение о божественном происхождении огня есть сознательный обман, граничащий с кощунством и богохульством, за которые российский суд теперь приговаривает к солидным штрафам.»

Как видно из приведённого мною отрывка, высшее православное духовенство безбожно обманывает своих прихожан, поощряя их веру во всю эту чушь с «благодатным огнём».

Православная церковь стремится всеми силами получить контроль над своей паствой. Возможно, что русская церковь ни как не может расстаться с тяжёлым наследием советского прошлого. Мало кто знает, что «вожди мирового пролетариата» в своё время раскаялись, что отделили церковь от государства. КГБ решил взять ситуацию в свои руки и, (разумеется, тайно), православной церкви были выдвинуты следующие условия: государство смягчало своё отношение к религии, а взамен получало доносы о тайнах исповеди прихожан. Священники были обязаны сообщать «куда следует» о всех кающихся убийцах, насильниках, маньяках, ворах, извращенцах и т.д. Вы скажите, это правильно. Неужели преступника следует отпускать на все четыре стороны, чтобы он опять убивал, насиловал, грабил. Так-то оно так, но всё дело в том, что, согласно «нерушимым церковным канонам», тайна исповеди должна навсегда оставаться тайной. Священника, нарушившего тайну, немедленно лишают сана и отлучают от церкви.

Если человек решил связать себя с православной церковью, то он должен отдавать себе отчёт в том, что, начав ходить на исповедь к батюшке, он навсегда теряет свободу своей совести, обрекая себя на жизнь рядового барана (Иисуса и его верных слуг, священников, принято сравнивать с пастырем (пастухом), а прихожан - с овцами.).

Православная церковь отрицает познание бога независимо от неё. Существует такой бородатый анекдот:

«Попадает христианин в рай. Встречает его ангел, проводит по прекрасным местам и показывает где что.

- Вот тут у нас баптисты, вот тут харизматы, вот тут пятидесятники, вот тут...

Тут христианин видит закрытое помещение, из которого доносятся песнопения.

- А там кто? - удивленно вскрикивает христианин.

- Тсс! Там православные. Но они думают, что они здесь одни».

По расчётам учёных на нашей планете обитает порядка шести миллиардов человек. Миллиард, а то и больше, являются христианами тех или иных конфессий. Каждая такая конфессия исповедует свою версию этой религии. Чем православие лучше или хуже остальных?!? Почему праведный честный, никогда и никому не делавший зла католик обречён гореть в аду, а точно такой же христианин, но православный, должен непременно очутиться в раю?

Тоталитарные секты выжимают из своих последователей последние денежные средства. Вы думаете, что православная церковь денег не требует? Вы в этом уверены? А, например, Свидетели Иеговы - требуют?

Вы, наверное, не в курсе, но на собраниях Иеговцев, верующих периодически обходит человек (или люди) с подносом, куда каждый желающий может положить деньги (заметьте: может положить деньги, а может и НЕ положить, или положить, но мало. Такого человека никто не осудит и не прогонит с проклятиями из Зала Царств.). Что же мы видим у православных?

Когда проходит какой - нибудь большой православный праздник, во многих церквах повторяется то же самое, что мы только что видели у Свидетелей Иеговы. Только в роли подноса у православных обычно выступает какая - либо более вместительная тара, например, автор этой книги своими глазами видел, как для этой цели верующие использовали огромный железный бак (и не один!), в которых обычно освящают воду на крещение.

Кроме того, повсеместно в православных храмах и церквях стоят ящички (причём стоят на самых видных местах), куда верующие могут опускать свои пожертвования.

Если умирает ваш родственник, то что вы будете делать? Конечно – отпевать его. За это нужно платить деньги.

Если вы захотите окрестить ребёнка, то – опять нужно платить деньги.

Венчание – деньги.

Освятить домик в деревне – деньги.

И, заметьте, деньги нужно платить немалые, а если некоторые из этих ритуалов не совершать, то церковь говорит, что это – грех, и людям волей – неволей приходится нести деньги в жертву богу.

Из этих примеров отлично видно, как православие выкачивает из людей деньги.

Есть ещё одно, самое главное, доказательство принадлежности православия к тоталитарным сектам: этим доказательством, как ни странно, является крещение неразумных детей. У многих христианских конфессий есть такой «грешок».

Попытаюсь объяснить свою мысль. Крещение призвано обозначить принадлежность человека к христианской вере. Если человек крестится, то он автоматически признаётся членом Церкви Христовой. Принадлежность к религиозной вере можно сравнить с принадлежностью, к какой - либо партии. Человек, ознакомившись с партийной программой, может обозначить свою причастность к этому политическому движению, вступив в его ряды. При вступлении в партию, её новый член получает парт билет, и обещание лучшей жизни.

В православной религии всё то же самое: человек креститься, что бы заявить (прежде всего, самому себе), что он является теперь адептом православной церкви. Крестившись, он получает крестик на шею, и обещания лучшей жизни (по ту сторону могилы).

Проблема же заключается в следующем: в партию человек вступает в сознательном зрелом возрасте, имея твёрдые партийные убеждения. Ещё не было ни одного случая, чтобы в партию принимали младенцев. Что бы стать членом какого - либо политического движения, необходимо достичь, по крайней мере, 18 летнего возраста. Кроме того, любой человек имеет полное право выйти из своей партии, как только его политические убеждения пойдут в разрез с партийным уставом.

В религии же всё совсем по - другому: крестят грудных младенцев, совершенно не интересуясь у них - желают ли они быть православными христианами или нет. Может быть, когда ребёнок вырастет, он захочет быть католиком, баптистом, адвентистом, лютеранином или вообще захочет принять мусульманство или буддизм? Дело в том, что в православии нет такого понятия, как «раскреститься». Если ты был крещён в православии, затем совершил обрезание и стал иудеем или мусульманином, но на склоне лет решил покаяться и вернуться в лоно церкви, то тебе не нужно вновь креститься. Крещение совершается один раз в жизни и навсегда.

Есть такая гипотеза, что на «том свете» каждый получает по своей вере. А что если я не желаю, что бы меня «там» судили по православным законам?

Пришло время для заключительного слова. Так как же избежать сетей и ловушек, расставленных православием по всей Матушке - России?

Нужно, (как это не странно!) заставить себя прочитать всю библию целиком. Повторяю: всю полностью, а не в кратком, "детском", изложении. Вы спросите, для чего читать эту книгу, если, напротив, ставишь себе цель - избежать христианство, а не влиться в него? Ответ прост - человек, изучая ветхий и новый завет, по мере чтения понимает, что христианский бог на самом деле зол, коварен и жесток. И служить такому богу не лучше, чем, например, поклоняться Адольфу Гитлеру.

Желаю всем поскорее расстаться со своими христианскими убеждениями, и принять Сатанинскую веру.

Книга третья: По ту сторону

О смерти
Смерть – последний предел деяний.
Гораций
Так ли это?

Начну эту главу словами известного поэта – романтика, представителя «Озёрной школы», Самюеля Колриджа. В эпиграфе к одной из своих поэм он писал: «Я охотно верю, что во вселенной есть больше невидимых, чем видимых существ. Но кто объяснит нам все их множество, характер, взаимные и родственные связи, отличительные признаки и свойства каждого из них? Что они делают? Где обитают? Человеческий ум лишь скользил вокруг ответов на эти вопросы, но никогда не постигал их. Однако, вне всяких сомнений, приятно иногда нарисовать своему мысленному взору, как на картине, образ большего и лучшего мира: чтобы ум, привыкший к мелочам обыденной жизни, не замкнулся в слишком тесных рамках и не погрузился целиком в мелкие мысли. Но в то же время нужно постоянно помнить об истине и соблюдать должную меру, чтобы мы могли отличить достоверное от недостоверного, день от ночи».
Практически нет такого человека, который удрученно не задумывался бы о том, насколько мимолетно и тленно его личное существование. Это кажется до того нелепым, что почти у каждого теплится если не вера, то надежда на нечто, что как-то сохранит, придаст более справедливый смысл бытию его сознания. Мало кого удовлетворят мысль о том, что его влияние на других людей не пропадает бесследно и может быть не меньшим, чем бывает влияние других при жизни.

Понятие о смерти будоражит умы людей с самых древних времён бытия человечества, как вида на этой планете. Осознание смертности всего сущего, в том числе и своих близких, приходит к человеку не сразу. Понаблюдайте за маленькими детьми: они с одинаковым интересом могут рассматривать и мёртвого голубя, и своего мёртвого деда. Но со временем, в процессе взросления и под давлением общественного воспитания, в человеке сначала просыпается осознание смерти, а затем наступает страх смерти.

Так что же такое смерть? В словаре мы читаем: «СМЕРТЬ, и, род. мн. ей, ж. 1. Биол. Прекращение жизнедеятельности организма и гибель его. Физиологическая смерть. Смерть клетки. Смерть растения. 2. Прекращение существования человека, животного. Скоропостижная смерть. Ранняя смерть...»

С медицинской точки зрения, принято различать:

А) смерть физиологическую (естественную), наступающую в результате длительного последовательно развивающегося угасания основных жизненных отправлений организма, и

Б) смерть патологическую (преждевременную), вызываемую болезненными состояниями организма, поражением жизненно важных органов (мозга, сердца, и т.п.). Преждевременная смерть может быть скоропостижной, т. е. наступить в течение нескольких минут и даже секунд (например, при инсульте или в силу действия внешних причин: автоаварии, убийства и т.д.).

Смерть констатируется при прекращении кровообращения и при остановке дыхания. Смерть делят на: клиническую смерть (когда еще возможно полноценное восстановление жизненных функций) и следующую за ней биологическую смерть, когда прекращение физиологических процессов в клетках и тканях становится необратимым.

Можно, условно, показать человеческую жизнь на следующем примере: полено сначала с неохотой разгорается в костре (рождение человека), затем вспыхивает ярким пламенем (вхождение во взрослую жизнь ребёнка), и горит некоторое время (зрелые годы человека), пока не начинает постепенно тухнуть (старость), прогорая до тла (смерть), пока, наконец, не обращается в золу (разложение в земле).

Представление о смерти можно так же поделить на материалистическое и религиозное. Материалисты считают, что, умирая, человек обращается в ничто, в прах, в молекулы.



Верующие же люди считают, что с прекращением физиологических процессов в организме, жизнь человека не заканчивается. Остаётся жить бессмертный человеческий дух.

Что же происходит, по мнению верующих, с человеческой душой после прекращения телесной жизни?

Тут взгляды разделились. У каждой религиозной конфессии существует свой взгляд на эту проблему:

Христианство: Православные христиане считают, что человеческая душа, после прекращения телесного бытия, проходит так называемые «мытарства», то есть, некое предварительное божье «судилище», которое, по некоторым источникам, длится первые 40 дней после смерти. Затем, по божьему решению, душа отправляется либо в Ад, либо в рай, где прибудет вплоть до дня «страшного суда», когда будет принято окончательное решение о судьбе конкретной души. Католики в этом вопросе более последовательны: у них есть ещё так называемое «чистилище», где проходят временное наказание души «не совсем дослужившихся до рая» прихожан, и «лимб» - преддверие рая, где обитают души некрещёных младенцев. В самом деле, считают католики, с какой стати, должен человек терпеть «вечные муки Ада», если его грехи не столь велики, и с какой стати отправлять младенцев в Ад, если они «виновны» лишь тем, что над ними не провели обряд крещения?

Ислам: Мусульмане так же веруют в загробную жизнь, и в «страшный суд» только представление о рае и Аде у них несколько отличается от христианского. Если христиане считают, что душа человека бесплотна, и не способна на физические наслаждения, а способна только на духовное единение с богом, и на вечную ему литургию, то у мусульман несколько иные взгляды. Главная книга мусульман, Коран, описывает рай следующим образом: “там реки из воды непортящейся, и реки из молока, вкус которого не меняется и реки из вина, приятного для пьющих, и реки там из меду очищенного", там сады "темно-зеленые", и "плоды, пальмы н гранаты". Попавшие в рай носят "одеяния зеленые из сундуса и парчи, и украшены они ожерельями из серебра", возлежат на "ложах расшитых", "не увидят они там ни солнца, ни мороза, близка над ними тень". Голод они утоляют "плодами из тех" что они выберут, и мясом птиц из тех, что пожелают", поит их Аллах "напитком чистым", "чашей, смесь в которой с имбирем", "из текущего источника - от него не страдают головной болью и ослаблением". В качестве прислуги у праведных будут "мальчики вечно юные", обходящие хозяев "с сосудами из серебра и кубками хрусталя", а в качестве жен обитателям рая будут даны "девственницы, мужа любящие, сверстницы", "черноокие, большеглазые, подобные жемчугу хранимому". Кроме этих чернооких дев (гурий), у праведников сохранятся и их земные жены: "Войдите в рай вы и ваши жены, будете ублажены!" (Коран, 47:15/16-17; 55:46-78; 76:11-38/37; 76;11-22; 43:70). Возраст попавших в рай, согласно послекораническему преданию, будет един для всех - 33 года.

Буддизм / Индуизм: Одними из основных учений, которые принципиально отличают любую школу индуизма от христианства и Сатанизма, являются учения о карме и реинкарнации: «Человеческая душа вечна и бессмертна, совершенна и бесконечна, а смерть означает лишь перемещение центра из одного тела в другое. Настоящее определено нашими прошлыми поступками, а будущее – настоящим. Душа будет вновь и вновь продвигаться или возвращаться к жизни в жизнь и из смерти в смерть».
Оккультисты и неоиндуисты выделяют два понятия – это Карма и реинкарнация. Они считают, что карма и реинкарнация – это очень справедливые законы, в отличие от учений об одной жизни и вечном рае и Аде. Свами Вивекананда, величайший индийский мыслитель Нового времени, человек, имя которого сотни миллионов индийцев знают с детского возраста, высказывался по этому вопросу следующим образом: «Все эти удары, взятые вместе, называются Кармой – трудом, действием. Каждый умственный и физический удар, наносимый душе, и которым, так сказать, из нее высекается огонь и обнаруживается ее сила и значение, есть Карма в самом широком значении этого слова. Мы все время создаем Карму. Говорю я с вами – это К а р м а ; вы слушаете – это Карма. Мы дышим – Карма, гуляем – Карма. Все, что мы делаем, умственно ли или физически, есть Карма, и она оставляет на нас свой след». Под «кармой» здесь понимается закон причинно-следственной связи. Любое наше деяние, согласно воззрениям Свами Вивекананды, вызывает кармическое последствие. Оно как зерно, которое при благоприятных для него условиях «взойдет»: «Слово Карма, помимо труда, означает и причинность. Всякая работа, всякий поступок, всякая мысль, производящая действие, называется Кармой. Таким образом, закон Кармы есть закон причинности, неизбежно порождающей следствие, Согласно нашей философии, он действует во всей Вселенной. Что бы мы ни видели, ни чувствовали, ни делали, какое бы событие ни происходило во Вселенной, оно, будучи, с одной стороны, результатом прошлых дел, становится, с другой стороны, причиной и производит свое действие. В связи с этим следует установить, что означает слово «закон». Законом называется стремление целого ряда явлений повторяться».
Карма и реинкарнация взаимосвязаны, одна не может без другой. Карма определяет то новое перевоплощение, которое получит душа в следующей жизни. А также определяет основной сценарий жизни человека в новом воплощении: «…мы имеем тело и за ним – другое, так называемое тонкое тело. Последнее состоит также из материи, только очень эфирной. Оно – носитель всей нашей кармы, всех наших действий. Впечатления от всей нашей прежней деятельности сохраняются в этом тонком теле, готовые проявиться опять. Всякая наша мысль, всякий поступок, по прошествии известного времени, становятся тонкими, переходят, как говорят, в форму семени и в таком виде живут в этом теле, в скрытом состоянии, а спустя некоторое время всплывают опять и приносят свои плоды. Это целая история того, чем человек сделал свою жизнь. Человек не связан никакими законами, кроме тех, которые он сам для себя создал. Наши дела, мысли и поступки – только нити той сети, которую мы опутываем себя, из-за добрых или злых побуждений. Если мы приводим в действие какую-нибудь силу, то должны нести и все последствия этого. Это – законы кармы. Позади тонкого тела находится Джива, или индивидуальная душа человека. Много спорили относительно размеров, формы или отсутствия формы этой индивидуальной души. По мнению одних, она очень мала, вроде атома; по мнению других – не так мала; по мнению третьих – очень велика и т.д. Эта Джива есть часть мировой субстанции и живет вечно; как часть целого, она существует, не имея начала, и будет существовать без конца, переходя во всевозможные формы, чтобы проявить свою истинную природу и чистоту. Всякие действия или мысли Дживы, влекущие ее назад к тому состоянию, из которого она вышла, называются дурными поступками; а действия и мысли, помогающие ей расширяться, проявить себя дальше – хорошими».
Но так ли уж справедливы законы кармы и перевоплощения? Исследование данных учений показывает, что у сторонников кармы и реинкарнации нет серьезных доказательств, подтверждающих реальность их существования. Воспоминания о прошлых воплощениях можно легко объяснить ложными воспоминаниями или внушением потусторонних сил. Ложное воспоминание – это представление о том, что помнишь то, чего не было на самом деле. Как показывают исследования, в основном память прошлых жизней появляется у тех, кто верит в них. Сторонники этого доказательства любят приводить случаи подтвержденных «воспоминаний», но замалчивают гораздо более многочисленные случаи, когда такие «воспоминания» не подтверждаются. Что касается подтвержденных случаев, то зададимся вопросом: почему бы не предположить, что эти воспоминания инспирированы богом?
Теория реинкарнация исходит из посылки, что индивидуум обладает высокоразвитым самосознанием до своего рождения, что позволяет ему получать и сохранять информацию для последующих воспоминаний. На практике учеными установлено, что до восемнадцати месяцев у ребенка память не формируется. Именно поэтому еще никому не удалось вспомнить свои ощущения, скажем, в годовалом возрасте.
В учение о карме и реинкарнации изначально вмонтированы и такие элементы, имеющие, притом, для этого учения системообразующее значение, которые, как представляется, никак не могут быть приняты рационально мыслящими людьми, даже конфессионально не определившимися.
Прежде всего нельзя не вспомнить о том, что “падшие” люди наказываются воплощением среди демонов, животных и насекомых, при котором они, с одной стороны, не могут в их “новом” состоянии радикальной деградации осознать ни меры своих прежних проступков, ни степени своего наказания, с другой — прочнейшим образом “закрепляются” в этих формах в своем падшем состоянии.
В самом деле, прошлый развратник, который стал свиньей, никак не может в своем “свинском искуплении” своего прошлого ни оценить меры неадекватности своей прошлой “карьеры”, ни сделать для себя надлежащие выводы и, соответственно, исправиться. Становясь низшими животными и демонами, наказуемые, напротив, должны лишь закрепляться в своей деградации без малейших шансов выхода из нее. Потому совершенно здравая потребность человеческого духа в справедливом воздаянии за зло и воспитательных последствиях наказания в учении о карме никак не может найти удовлетворения.
Другой момент, который не может не насторожить рационально мыслящего — это допущение в “законе кармы” наказания без преступления. Реинкарнации однозначно рассматриваются как состояние деградации, но серии этих деградаций никак не восходят к начальной точке падения, представляя собой классический случай регресса в бесконечность или той самой дурной бесконечности, которая во всех традиционных системах философии, в том числе в индийских, рассматривалась как вернейший признак несостоятельности любого учения. Болезнь должна мыслиться как искажение здорового состояния, тогда как болезнь безначальная есть уже состояние “природное”, следовательно, естественное, а потому какой же резон в избавлении от нее?
Ещё один момент, заставляющий задуматься и самого беспристрастного — нарушение балансов, равноудаленность выходов этого учения от того принципа “золотой середины”, на котором настаивал не только Аристотель в “Никомаховой этике”, но и сам Будда в своих проповедях. В мире “закона кармы” и регулируемых им перевоплощениях нельзя не обнаружить двух экстремальностей, закономерно дополняющих друг друга. С одной стороны, это учение обдает душу леденящим ужасом от перспективы за проступки в этой жизни возродиться в виде гусеницы, предназначенную в пищу любой птице, с другой — внушает надежду на бесконечные возможности самоулучшения в бесчисленных будущих формах вплоть до момента конечного “освобождения”. Одновременные крайности безграничного пессимизма и не менее безграничного оптимизма являются очевидными признаками проблематичности данного учения с точки зрения рациональности.
Учение о реинкарнациях есть, в конечном счете, лишь одна из попыток человеческого рассудка перехитрить человеческое сердце, безошибочно верящее в неизбежность посмертного над ним суда, соблазняя его мнимо удобной схемой, позволяющей откладывать этот суд на n-ные периоды времени — схемой вполне рассудочной, которая сама суда рассудка, как мы попытались выяснить, не выдерживает.

Церковь Сатанаила: Адепты Церкви Сатанаила верят в загробную жизнь, но их представление об Аде и рае несколько отличается от христианского и мусульманского. Сатанисты считают, что «страшные муки Ада», «плач и скрежет зубовный» - это всё выдумки христианских богословов, с целью запугивания своих прихожан для их скорейшего привлечения в лоно своей церкви. Адепты ЦС верят, что Сатанаил не оставит после смерти своих верных последователей, и дарует им великие милости. А главным «страхом» Сатаниста является, напротив, вероятность пребывания в раю с богом Иеговой, ибо рай, в представлении Сатанистов, представляет собой весьма скучное зрелище….

Подытожу статью словами одного древнеримского философа: «Изгони страх смерти, ибо глупо на всё то время, когда боишься смерти, терять радость жизни».

Где находятся Ад и рай?
Не хлебом единым будет жить человек,
но всяким словом, исходящим из уст Сатанаила

Что такое Ад? Где он находится? Расположен ли он «внизу»?

Эти вопросы мы должны задавать не из праздного интереса, а для того, чтобы глубже понять суть Ада и избежать разночтений, которые предлагают нам различные религиозные учения.

Сложилось так, что вопрос о месте нахождения Ада (и рая) стал одним из самых неправильно понимаемых вопросов.

Ни один образованный Сатанист конечно не верит в то, что Ад находится под землёй, но есть некоторые наивные личности, которые пытаются «поместить» Ад и рай на какую – нибудь дальнюю галактику. Некоторые Сатанисты бросились в другую крайность и вообще взялись отрицать существование Ада и рая, а заодно и бытие Сатанаила и бога Иеговы (так поступают, например, лавеевские «сатанисты»). В результате деятельности подобных лжеучений понятия Ада и рая стали утрачивать чёткие очертания, что может губительно сказаться на всей Сатанинской жизни в целом, потому что Ад, это та реальность, к которой направленно всё наше земное существование.

Многочисленные христианские источники (Сатанизм же во многом основан на христианстве) указывают на то, что Ад находится «внизу», а рай, соответственно. «на верху». Несомненно, что когда Сатанаил находится на земле. Его нет в Аду, и когда Он находится в Аду, Его нет на земле. Следовательно, духовные сущности ограниченны в пространстве.

Следовательно, очевидно, что Ад – это место, и он, очевидно, ниже любой самой глубокой бездны на земле, а рай, соответственно, выше любой точки на земле. Но человеческий глаз не может видеть эти места и их жителей, пока не откроются им духовные очи. Несомненно, что эти места находятся вне координат нашей пространственно – временной системы: стартующая с космодрома ракета не пролетает невидимо через рай, а бур нефтяника никогда не пройдёт сквозь купол Преисподней. Они там, но в ином измерении.

Современные учёные признали, что больше не уверены в конечной природе и границах материи, ни в том, как она исчезает и начинается потусторонняя реальность.

Многочисленные примеры очевидцев показывают, как потустороннее пространство прорывается в реальность посюстороннего мира.

Не следует пытаться заглянуть дальше общего знания о том, что Ад и рай – это действительно такие места, а не аллегорические понятия. Главное, - это понимать, что они находятся вне нашего мира, вне нашей пространственно – временной системы. Невозможно составить подробных карт этих мест, ибо их «географию» не дано знать живому человеку. Сатанисту следует стремиться в Ад путём Сатанинской жизни, а не пытаться приложить к Аду мирские категории и понятия, которые к нему не приложимы.

В земной жизни нам мало что дано узнать и понять о реальности «того» мира. Но наших знаний хватит, чтобы ответить атеистам и лавеевцам, считающим, что Ад и рай не существуют только потому, что они не могут их видеть. В нашем мире из плоти, мы должны «видеть» эти места не умом, но своей верою.

tags: религии, психология, записи Die Laughing

Книга первая: Церковь Сатанаила

Почему Сатанаил, а не Сатана?
И так: кто такой Сатана? Для начала предлагаю определиться в именах. Имя «Сатана» происходит от древнееврейского слова «сатан» (satan), означающего «противник, враг, обвинитель». Говоря о Сатане, я склонен больше пользоваться именем Сатанаил. Частица «Ил» означает «божественный», «бог». По преданию, после изгнания из рая, Сатанаил утратил из своего имени частицу «ИЛ», то есть, перестал быть «божественным», перестал быть «богом». Говоря «Сатанаил», я указываю на то, что для Сатаниста Сатанаил не утратил своей силы. «Сатана + Ил» - я трактую это имя, как «противник бога», «против бога», «враг бога». Существуют так же и некоторые другие имена, которые можно отождествить с именем Сатанаила. Например, имя Люцифер. Люцифер в христианской, а так же в Сатанинской мифологии ассоциируется с «утренней звездой», ангелом света, восставшим против бога.

Происхождение Сатанаила
уществует несколько версий происхождения Сатанаила и его изгнания из рая. Согласно языческим мифам наших предков славян, Сатанаил является обитателем первичного океана (в виде водоплавающей птицы). /В некоторых сказаниях бог создает Сатанаила из своей тени/. Бог велит Сатанаилу нырять за землей (иногда Сатанаил сам предлагает богу создать землю). Сатанаил трижды ныряет, но лишь на третий раз достает земли, утаив часть во рту. Бог творит землю, которая начинает расти на море и во рту у Сатанаила: тот выплевывает утаенную часть, из нее возникают холмы и горы. Существует так же миф о том, как бог засыпает на сотворенной земле, Сатанаил пытается сбросить его в воду, тащит его в одну сторону, потом в другую и так по всем сторонам света, но земля разрастается, и Сатанаилу не удается утопить бога. После сотворения земли и небесного воинства, Сатанаил пытается создать собственное небо, но архангел Михаил низвергает Его на землю - так Сатанаил стал Князем мира сего.
Оригинальная трактовка происхождения Сатанаила досталась нам от учения богомилов, признанного официальной церковью еретическим. Учение богомилов зародилось в X веке в Болгарии. Суть учения сводилась к тому, что Сатанаил был первородным сыном бога и командовал всеми ангелами. Сатанаил был горд, и решил стать независимым от своего отца. За что бог сверг Его с неба. Но Сатанаил не утратил божественного творческого начала, и сотворил новое небо и новую землю, а так же создал первого человека – Адама. Сатанаил рассчитывал властвовать над телом человека. В то время как души людей должны были доставаться богу, и тем самым компенсировать творцу ушедших за Сатанаилом ангелов.
Христианская концепция Сатанаила была развита отцами церкви - Тертуллианом, Лактанцием, Августином Аврелием. Согласно этой концепции, Сатанаил был сотворен до сотворения тварного мира, хотя и не был сыном бога, и занимал высокое место в иерархии духов. После сотворения мира ряд ангелов во главе с Сатанаилом, будучи одержимы гордыней и завистью, восстали против бога и пали. По другой версии, после сотворения Адама ангелы, возжелавшие человеческих дочерей, спустились на землю и прелюбодействовали с ними, породив исполинов-демонов. После чего бог уничтожил людей потопом, и низверг Сатанаила с неба.
Сатанисты считают Сатанаила первым и самым безупречным творением (порождением) бога. В некотором роде, Сатанаил приходится богу сыном, ибо второй, правда не удачной, попыткой создать безупречную сущность, был Иисус Христос, который унаследовал все дурные качества своего отца Иеговы. Сатанаил не смог мириться с тиранией бога и восстал на него, за что был низвержен богом в Преисподнюю. Сатанаил представляет собой анти - бога, божество, несущее людям Знание, полностью равное христианскому богу по уровню и силе.
Сатанаил и его ангелы вездесущи, имеют эфирные тела и могут воплощаться в любую субстанцию. Они обитают либо под землей, в Преисподней, либо в воздухе, как ангелы, либо на земле, в любом воплощении, ибо имеют свойство менять свой облик.

Сатанизм, как религиозное мировоззрение
Мировоззрение людей образуется под влиянием самых различных обстоятельств: воспитания, образования, жизненного опыта, отдельных жизненных впечатлений. На нём складываются условия жизни, общие черты эпохи, национальные особенности культуры.
Можно, конечно, прожить всю жизнь со стихийно сложившимся мировоззрением, без философских раздумий над его содержанием. Но люди с такой жизненной позицией часто не способны ориентироваться в сложностях современной общественной жизни и культуры. У таких людей теряются жизненные ориентиры, отсюда следуют неудачи в жизни, и неудовлетворённость своей судьбой.
Можно (схематически и условно) поделить всех людей на две категории: одни придерживаются научного, а вторые - религиозного мировоззрения.
Религия дает людям объяснение происхождения и развития мира, она обеспечивает им защиту и, в конечном счете, счастье среди всех превратностей жизни, и она направляет их убеждения и действия предписаниями, которые представляет всем своим авторитетом. Таким образом, религия выполняет три функции. Во-первых, она удовлетворяет человеческую любознательность, делает то же самое, что пытается делать наука своими средствами, и соперничает здесь с ней. Второй своей функции она, пожалуй, обязана большей частью своего влияния. Она умаляет страх людей перед опасностями и превратностями жизни, вселяет уверенность в добром исходе, утешает их в несчастье, и тут наука не может с ней соперничать. Правда, наука учит, как можно избежать определенных опасностей, успешно побороть некоторые страдания; было бы несправедливо оспаривать, что религия сильная помощница людям, но во многих случаях она вынуждена предоставлять человека его страданию, и может посоветовать ему лишь покорность. В своей третьей функции, давая предписания, провозглашая запреты и ограничения, религия в наибольшей степени отдаляется от науки, поскольку наука довольствуется исследованиями и констатациями. Правда, из приложений науки выводятся правила и советы для поведения в жизни. Иногда они те же, что предлагает и религия, но только с другими обоснованиями.
Наука уже давно признала, что область исследованного есть почти ничто в сравнении с областью неисследованного. Более того, чем больше наука охватывает область исследованного, тем больше соответственно увеличивается и область, подлежащая исследованию. Всякое новое открытие способствует расширению в геометрической прогрессии царства неизвестного. Наука никогда не закончит своего дела, пока стоит мир.
Известный учёный Макс Планк, говорил: «Религия и наука нисколько не исключают друг друга, наоборот, они согласуются и дополняют друг друга».
Мало кто знает, но теория относительности А. Эйнштейна привела её создателя к формулированию «космической религии». Эта религия, как и всякая другая, признаёт существование высшего духа, творящего мировую гармонию.
Религия и естественная наука идут рука об руку. Для религии сверхъестественное стоит в начале, для естествознания – в конце всего мышления. Для религии сверхъестественное представляет фундамент, для науки – венец разработки миросозерцания. Человек нуждается в естественных науках для познания, а в религии – для действования (поведения).
Настоящий учёный прекрасно понимает, что научная картина мироздания постоянно меняется, всё усложняясь, углубляясь, уходя в детали и никогда не давая ни полной ясности, ни единства… Настоящий учёный знает, что наука никогда не будет в состоянии объяснить свои последние предпосылки или определить свои последние понятия; он знает, что все его «определения», «объяснения» и теории – суть только несовершённые попытки приблизиться к живой тайне материального и душевного мира. О продуктивности науки не стоит спорить: за неё свидетельствуют вся современная техника и медицина. Но, что касается её теоретических истин и их доказуемости, то наука плавает по морям проблематического (предположительного) и таинственного.
Если бы даже случилось науке и религии впасть в противоречие, гармония в их взаимоотношениях вскоре восстановилась бы через взаимопроникновение на основе более точных данных.
Сатанизм – так же претендует на звание религии, как и прочие религиозные кофессии. Он имеет все необходимые составляющие религиозного культа: в Сатанизме есть объект почитания (поклонения) – Сатанаил, а так же адепты (люди) почитающая Сатанаила. Но, в отличие от других религий (например, в отличие от христианства), Сатанизм заботится не о духовной, а о плотской стороне жизни человека. То есть, Сатанизм не призывает своих адептов умерщвлять свою плоть постами и воздержаниями. Сатанизм не заставляет своих последователей читать длинные и нудные молитвы, и стоять в многочасовых мучительных службах. Сатанизм не сковывает людей множеством запретов и правил.
Сатанизм даёт людям полную свободу действий (в рамках закона страны проживания данного конкретного Сатаниста). Сатанист волен поступать в жизни сообразно своей собственной воле, а не какому – нибудь церковному канону. Сатанизм даёт людям радость жизни, а не вытягивает жизненные соки из человека.

Какие существуют версии современного Сатанизма, и какая из них правильная?
В современном мире существует великое множество религиозных вероисповеданий. Одних только разновидностей христианского вероучения – более 2500 видов. Разные течения так же существуют в исламе и буддизме. Сатанизм так же не является исключением из этого правила.
Давайте разберёмся, сколько существует разновидностей Сатанизма, и какое из них истинно.
Думаю, что на первый вопрос мы наврядли найдём с вами ответ. Ибо количество расплодившихся к настоящему времени различных Сатанинских сект, Сатанинских течений, Сатанинских Орденов и «Сатанинских философий» не возможно посчитать и разложить по полочкам. Тем более что большинство из них – «тайные», и об их существовании знает лишь узкий круг лиц входящих в них людей.
Попробую условно поделить сатанинские течения на несколько групп:

1) «Злые» или «тёмные» сатанисты, иначе – кошкодавы, они же сатанисты – маги;
2) Истинные, или «светлые» сатанисты;
3) Лавеевские атеисты, тоже считающие сами себя сатанистами, а так же
4) существует великое множество различных течений, состоящих из смеси приверженцев трёх названных выше течений, вследствие чего я не буду их здесь рассматривать.

Теперь же поговорим о каждой из этой групп в отдельности. Разберём их в произвольном порядке. Начну, пожалуй, с лавеевских атеистов. Тем более что по численности они явно превосходят все остальные группы. И так:
Лавеевский атеизм, иначе: «сатанизм» ЛаВея (по псевдониму основателя этого учения) открыто заявил о себе в Вальпургиеву Ночь, 30 апреля 1966 года, когда некий американец Говард Стэнтон Левей, (вошедший в историю под псевдонимом Антон Шандор ЛаВей), создал так называемую Церковь Сатаны. В 1969 году он написал Сатанинскую Библию. За ней последовали Сатанинские Ведьмы (1970) и Сатанинские Ритуалы (1972). Эти три книги являются тем минимумом, который открывает истинную сущность «сатанизма» ЛаВея.
В основе лавеевской философии лежат «девять Сатанинских заповедей», записанных ЛаВеем. В сокращенной форме в них говорится, что Сатана: это потворство чему-либо, а не воздержание; это доброта по отношению к тем, кто ее заслужил, а не любовь, потраченная на льстецов; это месть, а не всепрощение и "подставление другой щеки"; это рассмотрение человека как обычного животного - самого жестокого из всех; это все, так называемые грехи, так как они ведут к физическому, умственному и эмоциональному удовлетворению (это только некоторые из лавеевских «заповедей»).
Лавеевская «теология» утверждает, что:
Люди создали богов, а не они людей. Не существует ни рая, ни Ада. Сатана никак не связан с современным представлением о христианском Дьяволе. Лавеевские «сатанисты» рассматривают Сатану как символ, олицетворяющий плотские, земные и мирские аспекты жизни. Сатана не существо, а сила природы.
Черные Мессы (пародии на Римско-католическую религиозную службу) обычно не проводятся лавеевскими «сатанистами». Исключение составляют лишь случаи, когда мессы служат в каких-то общественно-информационных целях.
Правила поведения Церкви Сатаны ЛаВея:
Молитва бесполезна - она отвлекает внимание молящегося от реальных действий. Наслаждайтесь, предаваясь чему-то, но не сдерживайте себя. Реализуйте на практике все семь смертных грехов христианства (жадность, гордыня, зависть, злоба, чревоугодие, похоть и леность), извлекая максимальное удовольствие из каждого из них, говорит ЛаВей. Если кто-то ударил Вас по одной щеке, ответьте ему ударом по другой.
Организация ЛаВея сильно децентрализована. Считается, что одна главная центральная организация нежелательна. Каждый Лавеевский «сатанист» должен придерживаться пути, выбранному им самим.
Постольку – поскольку учение ЛаВея не рассматривает Сатану, как личность, а лишь как бездушное «олицетворение сил природы» (цитата из «Сатанинской Библии» ЛаВея), то данная философия может рассматриваться исключительно и только как атеизм, не имеющий ничего общего с Сатанизмом.

Следующая группа Сатанистов, которую я хотел бы рассмотреть здесь, - это так называемые «злые» или «тёмные» сатанисты, они же сатанисты – маги. Это люди, исповедующие мировоззрение, в мелочах противоположное христианскому. Собственно, «тёмных» сатанистов можно поделить на две группы:

А) Кошкодавы – позёры, и, собственно –
Б) Идейные кошкодавы.

Как правило, кошкодавы - «позёры» - это дети в возрасте от 13 до 18 лет. Молодые люди в этом возрасте стремятся «жить своим умом», идти в разрез с общественным мнением и заветами своих родителей.
Кошкодавы «позёры» - очень часто являются выходцами из религиозных семей. Практически с пелёнок таким детям внушали родители: «Сатана – это плохо, Сатанизм – это зло. Бегите прочь от Сатанистов. Сатанисты – это изверги и звери. Лучше иди, помолись господу, - бог всемогущ и добр, и защитит тебя от помыслов греховных»….
Рано или поздно детям надоедает «молиться господу», и они хотят доказать своим родителям, что способны жить своим умом, и не желают более слушать их родительские увещевания. Такие детишки сбиваются в небольшие группы и идут мстить «доброму боженьке», ставя a priori себя на сторону «злого, клыкастого» Дьявола. Такие люди переворачивают христианство с ног на голову. Стараются нарушить сразу все смертные грехи, преступить все моральные нормы человеческого общества.
Как правило, позёрское кошкодавство заканчивается на первых курсах института, и прежние убеждения бывших кошкодавов – «позёров» остаются ими на веки забытыми на пыльных чердаках и в тёмных чуланах, вместе с перевёрнутыми крестами и косухами (большинство «позёров» считают свой «сатанизм» не отделимым от тяжёлой музыки). Спустя какое – то время, бывших позёров вполне реально застать в христианских храмах за освящением куличей.
Но некоторые люди не отходят от кошкодавства и в зрелом возрасте. Они проносят свои убеждения через многие годы своей жизни. В этом случае мы говорим об идейных кошкодавах.

Большинство кошкодавов считают, что их «сатанизм» неразделим от магии. Поэтому практикуют различные ритуалы. Например, так называемую Чёрную мессу. Очень хорошо классическую Чёрную мессу описал мистер Антон Шандор ЛаВей:
«Популярная концепция Черной Мессы такова: отлученный от церкви священник стоит пред алтарем, который являет собой обнаженная женщина с раздвинутыми ногами <…>, в каждой из протянутых рук сжимающая по черной свече, приготовленной из жира некрещеных детей; на ее животе стоит чаша с мочой (или кровью) проститутки. Перевернутое распятие висит над алтарем, а треугольные гостии из зараженного спорыньей хлеба или покрытая черными пятнами репа благословляются священником <…>. Затем, рассказывают нам, призывы к Сатане и различным демонам уступают место набору молитв и псалмов, прочитанных задом наперед и пересыпанных непристойностями - все это исполняется в «защитной» пентаграмме, нарисованной на полу. Если появляется Дьявол, то он предстает в виде нетерпеливого мужчины с головой черного козла на плечах. После следуют такие действия, как самобичевание, сжигание молитвенников и поцелуи в основном нижних конечностей тела - все под аккомпанемент сквернословных цитат из Библии и харканья на распятие»!
Первое документальное и полное сообщение о деятельности «злых» сатанистов относится ко времени французского короля Людовика XIV (1643-1715), в период правления которого произошел так называемый Процесс ведьм. В ходе него было установлено, что огромное количество французских дворян, относящихся к высшим сановникам королевства, являются членами кошкодавских сект. Знаменитая фаворитка короля Людовика XIV герцогиня де Монтеспан самолично и многократно принимала участие в чёрных мессах. На одно такое собрание кто-то принес маленькое распятие. К нему пригвоздили просфоры; участники сборища били его ножами. В другой раз одна из женщин принесла своего новорожденного ребенка, и его распяли живьем на деревянном кресте; ручки и ножки младенца прибили к кресту гвоздями, на которые были насажены
освященные просфоры. Во дворе дома одной из ведьм были найдены захоронения более 2000 маленьких детей, убитых во время черных месс. Данные расследования были столь шокирующими и компрометирующими фактически весь двор, что Людовик XIV повелел уничтожить все документы. Однако, королевский юрист метр Ларейни ослушался его приказа, сохранив для потомков архивы этого расследования.
Современные подростки, вдохновлённые фильмами ужасов, а так же книгами и статьями, прочитанными ими в Интернете, начинают мнить себя колдунами и ведьмами, поклонниками «тьмы» и «зла».
Вот строчки из одного древнего гримуара: «На восходе солнца маг должен взять черного петуха, убить его и вырвать его глаза, сердце и язык. Эти части следует высушить на солнце и истолочь в порошок, а труп петуха - похоронить в тайном месте. На следующий день на рассвете маг должен положить на алтарь несколько перьев этого черного петуха и отслужить мессу…».
Так как живую курицу раздобыть в городе достаточно трудно, то в качестве жертвы на алтарь современных «злых» сатанистов зачастую попадают дворовые кошки (отсюда и само название – «кошкодавы»). Кошкодавы так же часто замечены в осквернении кладбищ и поджогах церквей. Как правило, увлечение кошкодавством проходит у людей к годам 20, и они (если до этого не попали в тюрьму), возвращаются в обычное общество.
Кошкодавство – это не что иное, как протест. Протест своим родителям, обществу в целом и пр. Истинных, преданных своему делу кошкодавов, которые проносят свои убеждения через многие годы, крайне мало.
В некоторых случаях, преступники - убийцы утверждают, чтобы оправдать свое ужасающее поведение, что они являются сатанистами. Результаты расследований показывают, что им мало известно о религии. Малый процент растлителей малолетних детей используют сатанизм для контроля над своими жертвами. На самом деле они не являются истинными сатанистами; они просто используют поверхностное представление сатанизма для совершения преступлений. Многие музыкальные группы, работающие в роковом и металлическом направлении, претендуют на связь с сатанизмом. Главная причина этому - завоевать как можно большую популярность аудитории, чтобы затем продать побольше своих записей.
Если с лавеевскими атеистами всё ясно (как можно быть Сатанистом, не веря в существование Сатаны?), то в чём же не правы «злые» сатанисты, и кто же относится к последней не освещённой мною группе – к Настоящим, или Светлым Сатанистам?
Кошкодавы просто не видят настоящей сути Сатанизма. Они мыслят христианскими мерками, и не могут отличить добра от зла. Да, Сатанизм не может существовать без своего антипода – христианства. Но является ли бог – добром, а Сатана – злом, как утверждают кошкодавы и христиане? Чтобы лучше разобраться в сути вопроса, далее я приведу несколько примеров из христианской Библии:

Сатанаила принято называть «отцом лжи». Следовательно, «отцом правды» должен быть бог. Но так ли это? Давайте посмотрим:

Адам и Ева. Бог посадил в Эдемском саду дерево Добра и Зла и сказал Адаму: «В день, в который ты вкусишь от него, смертью умрешь» – Быт. 2:17, но пришёл Сатанаил (в образе Змея) и сказал людям: «Нет, не умрете, но познаете Добро и Зло» – Быт. 3:4-5. В итоге люди вкусили плод запретного дерева, и – не умерли, но «открылись глаза у них обоих» - Быт. 3:7. Следовательно, бог людям солгал, а Сатанаил сказал людям правду.

Всемирный потоп. Бог был разозлён на людей за те беззакония, что они творили. – «И увидел господь, что велико развращение человеков на земле» - Быт 6:5 И решил разом со всем разобраться. Зачем долго мучиться? самый лёгкий способ разобраться с проблемой - уничтожить её причину. Причина людских «беззаконий» - сами люди. Значит, следует их всех уничтожить. «И сказал господь: истреблю с лица земли человеков, которых я сотворил, от человека до скотов, и гадов и птиц небесных истреблю…» - Быт 6:7. И «разверзлись все источники великой бездны, и окна небесные отворились. И лился на землю дождь сорок дней и сорок ночей» - Быт 7:11-12.
Всё живое было уничтожено. В том числе, погибли совершенно невинные дети и животные. Всемирный потоп – ни что иное, как массовое убийство.

Моисей получил от бога откровение (Синайское законодательство – т.н. «10 заповедей»), содержащее суть христианской морали. Кроме того, Моисей получил поучения об уголовном законодательстве и технические советы по созданию храма.

Интересно , например, обратить внимание на тот факт, что вся христианская мораль уместилась в 14 стихах, 20 главы Исхода, в то время как рекомендации по пошиву одежды для священников занимают аж 43 стиха 28 главы. Без сомнения это отражает этические приоритеты христианства.

Вот что произошло дальше. Выдолбив заповеди на каменных плитах - скрижалях, Моисей по совету же бога поспешил обратно к своему народу. Те же, за недолгое отсутствие Моисея совсем отбились от рук - плясали вокруг золотого тельца. В гневе Моисей разбивает скрижали. Но это пол беды. То, что начинается потом, просто ужасает. Цитируем 27 и 28 стихи 32-ой главы Исхода.

27. И он сказал им: так говорит Господь, Бог Израилев: возложите каждый свой меч на бедро своё, пройдите по стану от ворот до ворот и обратно, и убивайте каждый брата своего, каждый друга своего, каждый ближнего своего.

28. И сделали сыны Левиины по слову Моисея: и пало в тот день из народа около трёх тысяч человек.

Т.е., вместо исполнения одной из упомянутых заповедей (не убивай!), данных богом, он, не успев ещё толком сойти с горы, от имени бога устраивает кровавую резню своего же народа. (Заметьте, это как же надо было постараться, чтобы за одну ночь зарезать 3000 человек?)

Очевидно из сказанного, что христианский бог ни как не может быть «добрым». Следовательно, кошкодавы глубоко заблуждаются, считая Дьявола, которому они служат, «злом».

Так кто же такие - Настоящие Светлые Сатанисты?

Сатанаил – не бездушный архетип, как утверждают лавеевцы – атеисты. Сатанаил так же и не носитель вселенского зла, как утверждают кошкодавы. Этим людям и посвящается данная моя книга. Светлые Сатанисты воспринимают Сатанаила, как носителя справедливости, честности и миропорядка.
Выбор жизненного пути – это личное дело каждого человека. В нашей стране принята свобода вероисповедания. Свобода выбора религии прописана в Конституции Российской Федерации. Человек может быть христианином, мусульманином, буддистом, Сатанистом либо представителем любой иной религиозной конфессии. Главное, чтобы человек не заблуждался, какую веру он исповедует. И если человек, к примеру, придерживается философии ЛаВея, то пускай он не заблуждается насчёт того, кем он является. Последователь философии Антона Шандора ЛаВея ну никак не может быть Сатанистом, ибо его мировоззрению уже существует название – атеизм.
Истинный, настоящий Сатанизм может существовать только в дуалистической связке Сатанаила и его вечного врага – Бога Иеговы. Если человек объявляет себя противником всех богов сразу, то такой человек уже и не Сатанист вовсе, а поклонник какого – то абстрактного, всеобщего зла. К примеру, если человек считает своим врагом не Иегову, а, скажем, Аллаха, то такой человек уже не Сатанист, а – Шайтанист, ибо в дуалистической паре с Аллахом выступает не Сатанаил, а Шайтан.
Главным делом каждого настоящего Сатаниста должна являться проповедь Истины.

Цели и задачи Церкви Сатанаила:
1.Борьба за присвоение Церкви Сатанаила (ЦС) статуса официальной религии на территориях распространения ЦС. С присвоением данного статуса, ЦС будут доступны все права прочих религиозных культов. К примеру, мы сможем на законных основаниях строить свои храмы и вести там наши религиозные службы

2.Жесточайшее пресечение всех попыток ввести в школах, институтах и прочих учебных заведениях, изучение закона божьего и подобного рода односторонних религиозных предметов. В случае введения такого предмета, как «Религиоведение» (изучение всех религий сразу), обязательным условием преподавания предмета должен стать атеизм преподавателя. (дабы не навязывать учащемуся односторонний взгляд на какую – либо одну религию). Любое современное государство должно быть светским по своей структуре. Категорическое НЕТ всякому сближению церкви и государственной власти во всех странах мира!!!

3. Отмена крещения в христианских храмах лиц, не достигших 18 летнего возраста, ибо крещение несовершеннолетних - это насилие над личностью человека. Например, в христианстве, если человек покрестился, то он навечно связан с христианской церковью, и уже никто не в силах отменить этот обряд, что противоречит всякой человеческой нравственности.

tags: религии, психология, записи Die Laughing

tags: записи Die Laughing, суицид, религии, мистика